Адмирал Нельсон

Поведением победителя Нельсон был растроган и написал ему признательное письмо: "Я не могу покинуть остров, не выразив Вашему Превосходительству самую искреннюю благодарность за Ваше внимание ко мне, за Вашу человечность по отношению к английским раненым, которые находятся в Вашем ведении или под Вашим присмотром, а также за Вашу щедрость, проявленную ко всем, кого высадили на Ваш остров. Все это я не премину доложить своему королю, надеясь также на то, что в свое время смогу лично засвидетельствовать свое почтение. Остаюсь Вашим преданным и скромным слугой. Горацио Нельсон".

С письмом он переслал губернатору пиво и сыр, а также предложил переправить его донесения испанскому правительству. Этот поступок был не менее галантным, чем разрешение Гутиерреса об увольнении англичан в город.

Британские корабли покидали рейд Тенерифе. Нельсон отлеживался в своем салоне, страдая не только от болей в кровоточащей культе, но и от осознания того, что именно он явился главным виновником поражения. Ему было совершенно очевидно, что известие о неудаче при Тенерифе погасит славу Сент-Винсента, а недруги и недоброжелатели вновь припомнят ему и внеочередной адмиральский чин, и дворянство, славу и внимание короля. Раздадутся голоса, требующие судить его за напрасную гибель нескольких сотен людей и за позор британского флота. Левой рукой он с трудом писал своему начальнику и покровителю графу Сент-Винсенту: "Я стал обузой для друзей и бесполезным для своей страны; из моего предыдущего письма Вы почувствуете, какую тревогу я испытываю по поводу карьеры моего пасынка, Джосаи Нисбета. Когда я оставлю Вашу эскадру, я умру для всего мира: "Уйдя отсюда, стану невидимкой…" Я надеюсь, Вы дадите мне фрегат, который доставит в Англию то, что от меня осталось".

Печальную новость доставил графу Сент-Винсенту самый быстрый фрегат отряда "Эмерелд". Хорошо знавший четкий почерк своего подчиненного, Джервис с некоторым изумлением разбирал корявые строки и лишь в конце понял, что было тому причиной…

Соединившись с флотом, Нельсон все еще пребывал в тяжелейшей депрессии. Адмирал Джервис отнесся к нему с полным пониманием. Об этом говорит хотя бы тот немаловажный факт, что из уст своего начальника Нельсон не услышал ни единого упрека по Тенерифской операции. Конечно, в том, что произошло, была немалая вина и самого Джервиса, который поддался на уговоры Нельсона и прельстился злосчастным "золотым галеоном". Теперь он делал все от него зависящее, чтобы сгладить впечатление в Лондоне от неудачи. Сделать это можно было, только доказав, что все непременно бы получилось, если бы не тяжелое ранение знаменитого героя Сент-Винсента Нельсона, а потому, спасая его репутацию, адмирал Джервис спасал и свою собственную.

А Нельсон по-прежнему не мог обрести душевного равновесия. Джервису при встрече он говорил:

— Сэр! Я твердо знаю, что однорукий адмирал никогда и никому не понадобится, а потому чем скорее я укроюсь от всех в своей скромной хижине, тем будет лучше. Я просто обязан освободить место для более здорового и деятельного человека, который сможет принести пользу Англии!

Растроганный Джервис отвечал:

— Дорогой Горацио! Любой опыт — это прежде всего опыт, а потому после Тенерифе вы еще более нужны Англии, чем раньше. Рука для адмирала не самое главное, важно, чтобы у него была на месте голова. Несмотря на ваши раны, я буду ходатайствовать перед Адмиралтейством, чтобы вас оставили у меня в прежней должности. Война только начинается, и главные сражения с врагом еще впереди. Неужели у вас хватит совести бросить меня одного в столь непростое время и наслаждаться отдыхом в своей хижине?

После разговора с главнокомандующим Нельсон понял, что винить его ни в чем не будут и в действующем флоте скорее всего оставят. Уже вполне ободренный, он пишет жене: "Это было невезение, обычное на войне, и у меня есть все основания все-таки благодарить судьбу. Я знаю, тебя очень обрадует весть, что именно Джосая, руководимый Божьим провидением, был моим главным спасителем. Не удивлюсь, если меня забросят и забудут; может быть, меня даже сочтут совсем бесполезным, однако я буду чувствовать себя счастливцем, если ты не перестанешь любить меня, как прежде. Умоляю тебя и отца не думать слишком много о моем несчастии, лично я уже давно был готов к чему-либо подобному".

— Если бы не случайное счастье Нельсона при Сент-Винсенте, то за Тенерифе его следовало бы отдать под суд! — злословили недруги.

— Нашему Горацио фатально не везет в береговых операциях! — сокрушались друзья. — В Никарагуа он едва не стал жертвой малярии, на Корсике потерял глаз и вот теперь на Тенерифе — руку! Пусть уж лучше командует на море, там у него все получается лучше!

* * *