Адмирал Сенявин

— Живем не тужим, — оживился Родионов, нахлобучив картуз. — Вот пристроился в Адмиралтейство по такелажному делу. Домишко за Нарвской заставой, детишки подросли…

Они остановились, Сенявин позвал извозчика:

— Ну, дай-то Бог, прощай, братец, авось теперь нас там, — он поднял кверху палец, — услышат-таки…

На следующий день Милорадович доложил о случившемся Александру. Тот заерзал:

— Передай Траверсе, чтобы завтра доложил мне все о сенявинском деле.

Прочитав еще раз доклад Сенявина, он зло сказал: — Сенявин мастер дерзить, но он прав. Выдать всем положенное.

Непросто и нелегко зачастую в жизни получить честно заработанные деньги, особенно когда идешь прямой дорогой…

Пагубно сказывается на труженике безделье. Полученных призовых денег едва хватило на покрытие долгов. Но жизнь в семье стала более сносной, Сенявин стал навещать знакомых и друзей. Он частенько заглядывал на чай к соседу-старику, бывшему коллежскому асессору Самбурскому. Заходил к тайному советнику Петру Шепелеву. Тот был женат на племяннице Потемкина, которую Сенявин знавал в свое время. Время проводили в беседах за чаепитием, иногда перебрасывались в картишки. Изредка наведывался к сильно постаревшему Василию Попову, секретарю Потемкина. Ему тоже пришлось несладко. Во времена Павла по доносу был осужден.

Дома Сенявин почти никого не принимал, в основном из-за безденежья. Но вечерами в гости к дочерям захаживал молодой поручик из Егерского полка, офицеры — братья Энгельгардты из того же полка. Старший, Валерьян, аккомпанировал на фортепьяно девушкам, они играли на арфе. У Николая служба шла чередом, недавно его произвели в лейтенанты. Но он не хотел идти по стопам отца и связывать свою жизнь с морем.

Корабельная служба теряла привлекательность, начальство усиленно занималось «смотринами», рейдовыми парадами, муштрой. Нередко при стоянке на якоре палубы кораблей сотрясались от «фрунтовой службы» — «журавлиным» шагом мерили шкафуты матросы и офицеры. Николай подал рапорт, его перевели в лейб-гвардии Финляндский полк поручиком. Здесь с ним приключилась история.

Началось с того, что, перейдя в полк, Сенявин узнал некоторые подробности бунта в Семеновском полку, потом наслушался разговоров среди офицеров о тайных обществах в Италии и Испании. В какой-то компании познакомился с неким Перетцем. Тот также что-то рассказывал о тайных кружках. Вскоре, случайно встретив корнета Уланского полка Александра Ронова, Сенявин по простоте душевной, видимо за выпивкой, рассказал ему о разговоре с Перетцем. Ронов тотчас донес в полицию — Сенявин, мол, предлагает ему вступить в какое-то тайное общество. О доносе Ронова сразу доложили генерал-губернатору Петербурга Милорадовичу. Он вызвал на допрос Ронова и Сенявина. Сенявин все наветы сумел ловко отмести.

— Да ты, брат, враль великий, — сказал побледневшему Ронову Милорадович, — и надобно тебя подальше от столицы отослать.

Для Сенявина все обошлось, а Ронова отставили от службы и выслали в Стрельну.

Когда Сенявин и Ронов ушли, Милорадович позвал адъютанта, полковника Федора Глинку[77].

— Ну, вот эти полицмейстеры. Стянули с меня семьсот рублей на шпионов, потчевать офицеров да выведывать у них. Оказалось все впустую…

Сенявины за эти дни очень переволновались. Но оказалось, что худшее впереди.

Вскоре вернулся из-за границы Мордвинов. Пока был не у дел. Они часто встречались. Уже два десятка лет Мордвинов подвизался в правлении Российско-Американской компании, состоял активным ее акционером, целыми днями пропадал в правлении, которое размещалось у Синего моста. Там бывало немало флотских офицеров. Мордвинов готовил и отправлял в первую кругосветку Лисянского[78] и Крузенштерна[79]. Вслед за ними ушли в плавание Василий Головнин[80], Михаил Лазарев[81]… У Синего моста зимними вечерами молодежь заводила беседы о разном. Кто говорил о возмущениях в Италии, кто об испанских инсургентах Риего[82]. Частенько разговоры переносились на грешную российскую землю… Слухами земля полнилась…

Как-то слякотным осенним днем к Сенявину вдруг зашел Владимир Броневский, служивший на эскадре.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, — смущаясь, сказал он, — насилу разыскал вас, но я по делу…

По ранению четыре года назад он ушел с флота, служит инструктором в военном училище, майор.

— Ну, и как справляетесь? — Сенявин с волнением всматривался в лицо сослуживца, не виделись лет десять.

Когда они уединились в маленькой комнате, Броневский начал без обиняков, вполголоса:

— Я в Петербурге наездом, вчера встречался с сослуживцами и, узнав среди прочего сведения, вас касающиеся, не мог вас не известить.

— Что за сведения? — спросил Сенявин.

— В разных кругах офицеров частенько собеседования проводятся нынче. Часто негласные, по темам улучшения государственности, — начал издалека Броневский.

— Ну и что с того, я тоже кое-что слыхивал, — недоумевал Сенявин.

— В этих разговорах упоминают ваше имя, прочат вас и адмирала Мордвинова в некие правительства…

— Этого еще не хватало! — вырвалось у Сенявина.