Адмирал Ушаков

После падения Корфу под контроль русско-турецкого флота перешел весь Ионический архипелаг. Главная задача, поставленная перед Ушаковым союзными державами, была выполнена.

Это была великая победа. А где победа, там и поздравления. Фельдмаршал Суворов прислал Ушакову такое письмо:

"Великий Петр наш жив. Что он по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах, произнес, а именно: природа произвела Россию только одну: она соперницы не имеет, то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу, хотя мичманом!"

Прислал свои поздравления и адмирал Нельсон, которому все еще не удавалось взять Мальту. Адмирал извещал Ушакова о своем намерении осуществить блокаду Неаполя и просил его поскорее прибыть с флотом для изгнания французов из королевства Обеих Сицилий.

10

Итак, крепость Корфу пала… Произошло это так быстро, так неожиданно, что многим местным жителям даже не верилось в пришедшее освобождение: не маневр ли это со стороны французов?.. Но все было так, как должно было быть. И сами французские генералы, в том числе главный комиссар Директории Дюбуа, еще не оправившиеся от шока, потрясенные случившимся, подтверждали это. Да, многочисленный, вооруженный до неприступности гарнизон был покорен. Сдавшись на условиях, им продиктованных, потеряв все, что они имели до этого, генералы теперь желали одного — посмотреть на своего победителя, на славного русского адмирала, сумевшего невозможное превратить в возможное.

Ушаков согласился принять их на флагманском корабле. По условиям договора о капитуляции генералы получили дозволение отправиться на свою родину с обязательством не поднимать оружие против Российской империи и Порты Оттоманской в течение 18 месяцев. Для главнокомандующего соединенной эскадрой было далеко не все равно, с каким настроением они поедут к себе во Францию и что они будут там рассказывать о русских.

Встреча проходила в кают-компании. Со стороны победителей, кроме Ушакова, присутствовали контр-адмирал Пустошкин, капитан первого ранга Сенявин и некоторые другие старшие офицеры. Приглашение посылалось и турецкому адмиралу Кадыр-бею, но тот не пришел, и Ушаков догадывался почему: обиделся, что русские не пустили солдат его в освобожденный город, не дали им "поразгуляться".

Начало было несколько церемониальным. Главный комиссар Директории господин Дюбуа произнес заранее подготовленную речь, в которой поблагодарил адмирала, его офицеров, солдат и матросов, всех русских за великодушие и человечность, за то, что они не позволили учинить кровавую расправу над пленными. Его спутники при этом стояли, вытянувшись в струнку, словно чувствовали себя на приеме у самого императора. Но вот Ушаков пригласил всех к столу, из камбуза принесли кофе, и встреча сразу приняла непринужденный характер. Завязалась оживленная беседа. Больше говорили французы. Говорили о нанесенном им поражении. Восхищались умелыми действиями русского командования, героизмом русских солдат и матросов. Начальник гарнизона дивизионный генерал Шабо сказал Ушакову:

— Должен признаться, ваше превосходительство, что мы никогда не воображали себе, что сможете с одними кораблями подступить к страшным батареям Корфу и Видо. Подобная смелость едва ли была еще когда-нибудь видана.

К мнению дивизионного генерала присоединился комиссар Дюбуа:

— Да, да, вы совершили неповторимый подвиг, и отечество ваше, несомненно, воздаст вам должное.

Ушаков скромно помалкивал, думая: "Не знаете вы, господа, России. При нашей болезненной завистливости, при наших порядках может случиться, что и худого ордена не получим". От последнего курьера, доставившего адмиралтейский пакет из Петербурга, он узнал, что в Адмиралтействе вновь стали брать верх друзья Войновича и Мордвинова. А от этих господ ждать добра не приходится. Они наверняка постараются умалить величие победы при Корфу.

Когда, высказав все, что хотели, французские генералы покинули корабль, Ушаков предложил оставшимся в кают-компании офицерам еще по одной чашке кофе. Сенявин в ответ хитровато сощурил глаза:

— По случаю такой победы не кофе бы надо. Не мешало бы, Федор Федорович, пир закатить.

— Матросам есть нечего, а ты пир, — сказал Пустошкин и, обращаясь к Ушакову, продолжал: — Трудные дни наступают. Сухари кончаются, а круп уже давно нет.

— Знаю, друзья мои, знаю, — помрачнел Ушаков. — Во все концы о том пишу, да никакого пока толку. Турки нас обманывают, обворовывают, дают не то, что нужно. От наших тоже помощи не видно. Обещали транспорт с припасами прислать, а транспорта все нет… — Отхлебнув кофе, обвел взглядом товарищей и заговорил снова: — Однако Дмитрий Николаевич прав, победу следует отпраздновать. При всей скудости припасов надо устроить людям доброе угощение. Кое-что найдем в трофейных магазейнах, кое-что можно купить у местных жителей.

— Старшины Корфу, — вмешался в разговор Метакса, обращаясь к Ушакову, — просили узнать, когда можете их принять насчет самоуправления. Новую власть иметь желают.