Адмирал Ушаков

Арапов до этого в бокале мочил только губы, а тут выпил до дна. То, что Сенявин предложил тост за Ушакова, еще выше подняло его в глазах подчиненных. Сенявин не желал приписывать себе лишнего. Ведь победа над турками у Афонской горы стала возможной только благодаря применению тактики Ушакова. Именно ему, Ушакову, принадлежит идея «кейзер-флага» — выделять отряд кораблей для вторжения в боевой порядок противника и вступления в бой с его флагманскими кораблями. В сражении у Афонской горы роль «кейзер-флага» была возложена на фрегаты «Сильный» и «Рафаил», на борту которого довелось быть Арапову. Именно эти суда перерезали неприятельскую линию, а «Рафаил» героическими действиями так сковал неприятельский флагман, так оглушил его своим огнем, что турецкий капудан-паша лишился возможности управлять боем. Это привело в конце концов к замешательству среди неприятеля и его полному поражению.

— Господа офицеры! Братцы мои!.. — кричал захмелевший контр-адмирал Грейг. — А все ж мы молодцы! В Адриатике прищемили хвост французам, в Архипелаге утерли нос туркам. Мы теперь главные в Средиземном море. Мы, братцы мои!..

Это был еще сравнительно молодой адмирал. Горячий. Смелый. В выигранном сражении отличился тем, что по приказу Сенявина погнался за отступавшими турками, у берегов Мореи нагнал три их корабля, в том числе один линейный, и открыл по ним огонь. Будучи в панике, турки посадили суда свои на мель, подожгли их, после чего кто на лодках, кто вплавь устремились к берегу, надеясь найти там спасение.

— Молодцы мы или не молодцы, — с улыбкой отозвался Сенявин на восторги своего боевого товарища и помощника, — а после сей победы положение наше стало прочным. Турки заперты в Дарданеллах. Не в силах предпринять против нас что-либо серьезное и французы. Вот за это, друзья мои, давайте и выпьем еще раз!

Когда пир уже подходил к концу и пирующие заметно отяжелели, Сенявину доложили, что из Петербурга прибыл курьер со срочным пакетом.

— Где же он, ваш курьер? Тащи его сюда, — сказал Сенявин.

Курьером оказался молоденький лейтенант, почти мальчишка, такой чистенький, такой ухоженный, словно за ним не было многих тысяч верст трудной дороги.

— От его высокопревосходительства адмирала Чичагова, — отчеканил курьер давно приготовленную фразу и подал Сенявину пакет.

— Стоп! — остановил его командующий. — Прежде должен выпить с нами. За нашу победу! — добавил он, как приказ, и обратился к матросу, обслуживающему господ офицеров: — Алексей, подай сюда чистый кубок, да выбери побольше.

Напрасно лейтенант отчаянно мотал головой, отнекивался, уверяя, что сроду в рот не берет хмельного. Сенявин был неумолим.

— Или кубок, или за борт!

Лейтенанту пришлось-таки выпить. Только после того как в кубке не осталось даже глотка, Сенявин принял пакет, на глазах у всех распечатал и тут же принялся читать вложенные в него бумаги. Лицо его сделалось серьезным, потом выразило досаду. Было видно, что пакет не обрадовал его. Веселье за столом угасло. Офицеры вспомнили о своих кораблях, неисполненных делах и стали один за другим выходить из-за стола. Командующий их не удерживал.

— Да, да, можно идти, — рассеянно отвечал он на просьбы разрешить удалиться.

Арапов решил, что ему тоже лучше уйти, и направился в свою каюту. От выпитого вина слегка кружилась голова. Хотелось воды — обычной, холодной, но в каюте не оказалось ни одной капли. Вахтенный матрос, к которому он обратился, пообещал это дело быстро исправить.

— Сей момент, ваше благородие, сей момент!..

Захватив жбан, он побежал вниз, где хранились бочки с водой. Ждать его почти не пришлось. Он вернулся минуты через три с полным жбаном. Кроме жбана, в руке у него была еще оловянная кружка.

— А это зачем? — удивился Арапов, показывая на кружку.

— Тут у меня тертый хрен, ваше благородие, — отвечал матрос. — С водичкой зело хороша штучка, хмель как рукой снимает.

Он вел себя несколько развязно, но обижаться на него было просто невозможно. В выражении его больших синих глаз было что-то наивно-плутовское, что заставляло невольно улыбаться.

— Как тебя зовут?

— А я, ваше благородие, имени своего настоящего, кажись, уже не помню. На корабле Бахарем зовут. Бахарь, и только. Привык.

Арапов вспомнил, как однажды о нем рассказывал Сенявин. Вице-адмирал считал его лучшим на корабле слесарем и первым балагуром. Такие матросы ему нравились, и он бывал с ними на "ты".

Арапов взял из кружки ложку резко бьющей в нос пахучей массы, положил себе в стакан, а кружку вернул.

— Благодарю, братец. Непременно попробую зелья твоего.

Вода с хреном действительно оказала благотворное действие. Он даже решил перед сном почитать немного.

О перемене настроения Сенявина после полученного пакета он не думал. Подобные перемены у вице-адмирала случались довольно часто, и люди, его знавшие, давно уже к этому привыкли. Сколько раз случалось: рассказывает веселые байки, хохочет, а потом вдруг насупится, сожмет зубы, и тогда лучше оставляй его одного…