Адмирал Ушаков

Несколько дней спустя Арапова и в самом деле отправили в это самое "дальше". Только на сей раз уложили его не в сани, а на обыкновенную телегу. Таких телег вытянулось по дороге до сотни. Еще до снега тамбовские и пензенские крестьяне доставили на телегах фураж для армии, а теперь, уже по зимней дороге, пустыми возвращались обратно. Этим-то и воспользовалось начальство, чтобы разгрузить госпиталь.

Хозяином подводы у Арапова оказался крестьянин из Краснослободского уезда Пензенской губернии, человек угрюмый, неразговорчивый. За все время Арапов услышал от него только два или три слова. Зато санитар, ехавший на другой подводе и отвечавший за всех больных, теребил Арапова на всех остановках - спрашивал о самочувствии, щупал, не охладело ли тело, совал в рот водку. И когда останавливались на ночлег, санитар заботился о нем больше, чем о других, следил, чтобы укладывали его в теплое место.

Арапов сделался ко всему равнодушным. Он не чувствовал болей, не хотел ни есть, ни пить, испытывал одно только желание - спать.

Однажды он впал в забытье еще перед дорогой, когда его укладывали на телегу. Сколько времени ехали в тот день, он не знал. Когда очнулся, то увидел перед собой ночное небо, усыпанное звездами. Его несли куда-то на носилках.

- Где я? - спросил Арапов, удивляясь ослабевшему своему голосу.

- Оставляем, ваше благородие... В госпитале оставляем, - услышал он голос санитара.

- Село какое?

- Не село, а город. Темниковом называется.

"Темников... Темников... Что-то знакомое, - напрягал мысль Арапов. Надо вспомнить, надо вспомнить..."

Но он так и не вспомнил, снова впал в забытье.

14

Что и говорить, нелегко достался Ушакову госпиталь. Много пришлось похлопотать, поволноваться. Зато с каким удовлетворением он прохаживался сейчас по чистым, натопленным палатам! Правда, на всех больных один лекарь, зато нет скученности, нет такой грязи и вони, как во многих других лазаретах. И питанием люди довольны. Все есть - и мясо, и свежая рыба, самым тяжелым даже молоко приносят.

Лекарь водил Ушакова от комнаты к комнате, показывал, объяснял, что к чему. Там, где больные были не так тяжелы, они задерживались дольше обычного, расспрашивали, откуда родом, каких полков или ополчений, есть ли у них жалобы, просьбы. Вопросы задавал обычно Ушаков. Хотя и был он в партикулярном, по одежде он отличался от лекаря, больные угадывали в нем далеко не рядовую личность, называли не "благородием", как лекаря, а "превосходительством" или "сиятельством",

Осмотром солдатских палат Ушаков остался доволен. В них были заняты все койки. Но в госпитале оставалась еще комната, которую берегли для офицеров.

- А в той комнате есть кто-нибудь? - поинтересовался Ушаков.

- Пока один больной, - отвечал лекарь. - Второй день, как положили. Сказывает, будто с вашим превосходительством лично знаком, - добавил он с сомнением.

- Как фамилия?

- Кажется, Арапов.

- Арапов? А вы не ошиблись?

Опередив лекаря, Ушаков первым вошел в офицерскую палату. Койка больного стояла у голландки, больной лежал на ней, укрытый одеялом до самого подбородка. Неподвижное лицо его было мертвенно-бледно. На звук шагов большие серые глаза его открылись, и по лицу будто свет пробежал. Это был действительно он, Арапов.

Лекарь подставил к койке стул, и Ушаков сел к больному так близко, что мог достать рукой его лицо.

- Александр Петрович, узнаете меня?

Арапов смотрел на него, не отвечая, и, пока смотрел, глаза его наполнялись слезами.

- Здравствуйте, Федор Федорович, - наконец, проговорил он, и губы его тронуло подобие улыбки. - Как вы тут?..

- Я-то ничего, - желая приободрить его, весело отвечал Ушаков. - А вот ты, брат, кажется, малость оплошал. Где так тебя?

- Недалеко от Смоленска.

- Тяжело?

- Сейчас лучше стало.

- Как же ты, брат, на войну попал, да еще в пехоту? Ты же к Сенявину поехал.

- Долго рассказывать...

Ему было трудно говорить, Ушаков это понял и прервал его:

- Ладно, ты устал. Оставим до завтра. Завтра я непременно приеду, и мы наговоримся вдоволь. Сейчас скажи только про Сенявина: куда его определили после возвращения в Россию?

- В Ревель вернули портом управлять. Слышал, будто в отставку собирается.

Ушаков с сомнением покачал головой:

- Рано ему в отставку-то.

- Рад бы на службе остаться, да не дают ему настоящего дела.

Ушаков пожал ему руку, с болью почувствовав, какой она стала худой и беспомощной.

- Прощай, Александр Петрович! До завтра!

Выйдя из палаты, Ушаков спросил лекаря, как опасно состояние Арапова.

- Я уже говорил, тяжел... - отвечал тот. - Пулевое ранение. Кости, правда, целы, но внутри что-то задето. И пуля там осталась. Боюсь, внутри у него что-то кровоточит. Да еще старая рана открылась. Плох, очень плох, - сказал в заключение лекарь, - может не выжить.

- Надо, чтобы выжил, - строго предупредил Ушаков.

Лекарь вздохнул и ничего не сказал в ответ.

На другой день Ушаков приехал с гостинцами - привез моченых яблок, смородинового сиропа, меду, буженины, домашних пирогов с калиной, вяленых лещей, грибов маринованных. Увидев все это, Арапов благодарно улыбнулся: