Адмирал Ушаков. Том 3

французов славной, а для австрийцев постыдной капитуляции

и в то самое время, когда должен был сдаться на волю

победителей, имевший во всем совершенный недостаток и оставшийся

гарнизон в 1500 человек, могущих носить оружие, что

составляет вещь весьма маловажную против войск в 10 тыс., кроме

российских и турецких. Народ справедливо оскорбился, видя

публично разорителей имений целой провинции, везущих с

триумфом повозки, наполненные бесчисленными вещами,

собранными с помощью 3-годичного грабительства публичной казны и

партикулярных имуществ.

Я имел право признать за ничто сию постыдную

капитуляцию, мог бы признавать, как неприятелей, войска французские,

чизалпинские, жидовские и самозванские патриотические, но я

не удалялся от системы умеренности и [не мог] войти в

разбирательства такого дела, которое единственно зависит от

августейших монархов. Поднятые нашею флотилиею на муле, лазарете,

кораблях и на протчих судах флаги австрийцами насильно были

спущены, караул на муле согнан и наши офицеры арестованы без

моего сведения, даже и войскам россо-оттоманским запрещен

вход в город и предложено удалиться в Фано или Сенигаллию.

Корпуса, помогавшие нам, инсорженты; были обезоружены и

отставлены, приведя их в отчаяние; и теперь в некоторых местах

разбойничают, обеспокоивают дороги и тревожат народную

тишину. Войскам неаполитанским за приверженность их к нам

отказано в продовольствии и квартирах, посему я и принужден

был [по]делить[ся] с ними из богатого аббатства Клеровали

заготовленным провиантом для войск наших. Брик «Бооносорте»,

нагруженный хлопчатою бумагою и другими вещами, принадлежа-

щеми генералу Монье и французскому в Анконе консулу, был

отпущен с пашпортом генерала Фрелиха подложно данным

числом вперед, и взятый нашей флотилиею. На оном найдены

важнейшие пакеты от консула в директорию. Из сих бумаг, которые

у сего прилагаются, усмотреть изволите, до какой крайности

Анкона доведена была нашею блокадою; из сих же бумаг видно,

не нарушение [нами] фанской капитуляции, а желание французов

поселить в союзниках несогласие.

Наконец, господин генерал Фрелих отпустил самовольно

войска оттоманские, под моим начальством состоящие, и дал им

пашпорт в Неаполь. Кроме того, что подверг неустройству сего

войска все места, ими проходимые, [тем] и замедлил действие

флота, ибо фрегаты турецкие, не имея комплекта, не могут выйти

в море в случае какого-либо [в]незапного повеления, кое может

последовать при важнейших теперешних обстоятельствах.

Дабы исполнить в точности повеления, от адмирала Ушакова

мною полученные, и уступая силе, я просил генерала Фрелиха,

чтобы позволено было назначенной от меня комиссии обще с его

[комиссией] описать корабли и все вещи, неприятелем

оставленные, или, по крайней мере, дать мне о том ведомость, и сие

представление мое было отказано; я по ордеру адмирала

Ушакова повторил мои требования и вторично получил отказ.

Таким образом награждены столь великие издержки и

пролитая кровь верноподданных его величества императора Павла I

и употребление почти без остатка всей амуниции и снаряды,

вред, претерпенный фрегатами от жестоких погод, повреждение

18-ти больших пушек, пришедших в негодность к действию,

издержки на флотилию и содержание служителей, о чем вашему

сиятельству имею честь донести.

Флота капитан 2 ранга граф Войнович

К сему донесению графа Войновича в рассуждение австрий-.

ской политики можно изъяснить и изложить подробнее и как

участвовавшего в сей достопамятной блокаде. Генерал Фрелих

по направлению Тугута, бывшего тогда первым министром

австрийским, который, завидуя славе героя Рымникского, против

которого уже и повел свои ковы, а чтобы вернее забрать всю

Италию в противность воле российского императора, которого

единственное желание было восстановить в Европе прежний

порядок,— и венский кабинет начал действовать, а чтобы удалить

героя севера из Италии, долженствовало с российскими войсками

проникнуть через Альпы к Цуриху и там разрушить армию

генерала Массены; австрийцы, обещав выставить лошаков для чудо-

богатырей; в годы стремившийся и поседелый в войнах прибыл

[Суворов] к подошве Готарда, где не было обещанных лошадей;

Тугут обдумал хорошо, что сколько-нибудь отнять славы

Италийского (а может быть, и другие виды Тугута к сему

побуждали), но Суворов не затруднялся никакими препятствиями, и

орлы Севера без помощи друзей неверных быстро перелетели

пропасти и горы и на каждом шагу сплетали новые лавры

непобедимому, которого император Павел послал спасать царей и

царства. Конец сего удивительного перехода всем известен, и герой

возведен на высшую степень — генералиссимуса.

В сие-то самое время Тугут действовал со своим

поклонником Фрелихом на дела Анконы, и не мудрено с горстью русских

сделать такое беззаконное насилие, и желая пожать чужие

лавры, заслужил и тот и другой народное проклятие, ибо от сего

происшествия разрушался союз между Россией и Австрией. Но

правосудие божие наказало измену. Битва при Маренго,

потерянная австрийцами, и одним почерком пера потеряли и всю

Италию, которую тотчас французы и заняли, но как наша