Адольф Гитлер и его русские друзья

Пока Гитлер восторгался странными видениями своего земляка, решалась судьба немецкого атомного проекта.

Внезапная поддержка со стороны Гиммлера избавила Гейзенберга от полицейских репрессий. Но «национально мыслящие» немцы по-прежнему видели в нем «белого еврея».

Он хотел получить место профессора физики в Мюнхенском университете, но получил отказ. Имперское министерство просвещения обещало это место представителю «арийской физики».

Но с началом Второй мировой войны сторонники «арийской физики» стали терять лидирующее положение. Армию и министерство вооружения не интересовала идеология. Армия хотела знать, перспективно ли создание ядерного оружия, а группа Ленарда и Штарка была в этой области бесполезна.

В 1939 году Гейзенберга призвали в армию. Но отправили его не в горно-стрелковую часть, к которой он был приписан, а в управление вооружения вермахта. Вместе с другими физиками он изучал возможность практического использования атомной энергии. В 1942 году «белого еврея» Гейзенберга пригласили в Институт физики имени кайзера Вильгельма в Берлин. Главная задача — создание ядерного реактора.

Идея атомного оружия увлекла генерал-полковника Фридриха Фромма, который возглавил управление вооружений сухопутных сил вермахта. Новое супероружие давало Германии шанс выиграть войну. Генерал Фромм поделился своими мыслями с министром вооружений Альбертом Шпеером.

В мае 1942 года Шпеер, Фромм и еще несколько генералов приехали к физикам на совещание. Перед ними выступали Вернер Гейзенберг и Отто Ган, который получит Нобелевскую премию осенью 1945 года.

Министр Шпеер спросил Гейзенберга, возможно ли создание атомной бомбы. Ученый ответил, что научное решение найдено, но нет технической базы.

Гейзенберг пожаловался, что ему не хватает ни денег, ни материалов, что из-за призыва в армию лаборантов и техников германская наука теряет ведущие позиции.

Генерал-полковник Фромм согласился уволить из армии по списку несколько сот научных работников. Министр Шпеер выделил ядерщикам два миллиона марок и редкие металлы из имперского резервного фонда, а также включил строительство первого немецкого циклотрона в список «первостепенных дел государственной важности».

В конце июня 1942 года Шпеер осторожно доложил Гитлеру о ходе работ над атомной бомбой.

Гитлер несколько раз пытался понять, что такое управляемая цепная реакция, но не осилил основы ядерной физики даже в самом популярном изложении. Тем более что уважаемые им ученые доказывали, что ядерная физика — еврейская выдумка. А партийные чиновники высокомерно посмеивались над американцами, считая, что те ни на что не способны.

Немецкие спецслужбы не подозревали о «Манхэттенском проекте» — так назывались масштабные работы по созданию ядерного оружия на территории Соединенных Штатов.

Ни абвер адмирала Канариса, ни политическая разведка бригадефюрера СС Шелленберга так и не узнали то, что было известно советской разведке.

С сентября 1941 года о ядерных исследованиях в военной сфере в Москву докладывал лондонский резидент Анатолий Горский. Его агентом был Джон Кэрнкросс, личный секретарь лорда Хэнки, председателя научноконсультативного комитета при кабинете министров.

К концу 1941 года у советской разведки появился еще один агент — физик Клаус Фукс, который бежал в Англию из Германии. Фукс предложил свои услуги военному разведчику Симону Давидовичу Кремеру, бывшему кавалеристу, которого перед войной отправили в Лондон помощником военного атташе.

Завербовав Фукса, сам Кремер попросился на фронт. Его просьбу удовлетворили. Он получил под командование механизированную бригаду и в 1944 году стал Героем Советского Союза.

Связь с Фуксом поддерживала сотрудница советской военной разведки Урсула Кучински. Она была немецкой коммунисткой и работала под псевдонимом Рут Фишер.

Весной 1942 года, когда Альберт Шпеер еще только познакомился с Гейзенбергом и вникал в проблемы теоретической физики, Берия уже предложил Сталину образовать научно-консультативный орган по атомным делам при Государственном комитете обороны, а с материалами разведки ознакомить наиболее заметных советских ученых-физиков.

Научным руководителем проекта хотели сделать академика Абрама Иоффе. Он отказался, сославшись на возраст, и предложил вместо себя профессора Курчатова.

Сам Курчатов еще не знал, может ли быть создана атомная бомба. Но ему показали материалы разведки, и они произвели на него серьезное впечатление. Он составил список того, что разведка должна попытаться узнать, но почти сразу прочертил путь к созданию советского атомного оружия.

А в Берлине в эти дни министр Шпеер в последний раз беседовал с ядерщиками. Он задал только один вопрос: когда? Услышав ответ, что на создание ядерного оружия уйдет три-четыре года, приказал прекратить все работы. Шпеер рассудил так: через четыре года война или закончится, или ее исход уже будет очевиден и никакая бомба ничего не изменит.