Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии

Если мы поставим здесь точку, нарисованная нами картина будет неполной. Одновременно с нарастанием некрофильской тенденции в современном мире пробивает себе дорогу тенденция прямо противоположная, основу которой составляет любовь к жизни. Ее проявления многообразны. Это и протест против омертвения жизни, идущий со стороны различных социальных групп, но прежде всего — молодежи; и выступления против войны и загрязнения окружающей среды; и призывы к улучшению качества жизни; и та самоотдача, с которой молодые профессионалы обращаются к осмысленным и интересным занятиям, предпочитая их занятиям более престижным и доходным; и интенсивные духовные искания — какими бы они ни были порой наивными. Даже обращение молодежи к наркотикам является искренней, хотя и ошибочной формой протеста, попыткой жить более интенсивно, используя методы потребительского общества. Тенденция жизнелюбия проявила себя и в том, что многие люди изменили свои политические убеждения в связи с войной во Вьетнаме. Такие случаи еще раз показывают, что хотя любовь к жизни была подавлена, но она не была мертва. Любовь к жизни является настолько глубоко укорененным биологическим качеством человека, что можно смело утверждать: кроме немногих сугубо патологических случаев, она в конечном счете всегда побеждает, хотя для этого и требуются особые личные и исторические обстоятельства. (В частности, это может происходить в результате психоанализа.) Само наличие и очевидное нарастание жизнелюбивых тенденций — единственное, что заставляет надеяться на успешный исход эксперимента под названием Ното sapiens. Я думаю, что ни в какой стране нет таких шансов ступить на путь жизнеутверждения, как в Соединенных Штатах, где надежда обрести счастье, следуя по пути «прогресса», обернулась иллюзией, очевидной для тех, кто имел возможность вкусить плодов технократического «рая». Но произойдет ли здесь крутой поворот в сознании — никому не известно. Силы, противодействующие такому ходу событий, очень сильны, и пока еще нет оснований для оптимизма. Но я верю, что есть основания для надежды.

Инцест и эдипов комплекс

Мы все еще очень мало знаем об условиях, благоприятствующих развитию некрофилии, и только дальнейшие исследования позволят пролить свет на эту проблему. Однако можно с уверенностью сказать, что безжизненная, мертвящая атмосфера в семье может стать серьезным фактором формирования некрофильской ориентации у индивида. Так же и в обществе в целом: недостаток жизнеутверждающих настроений, обстановка безнадежности и господство разрушительных сил способствуют нарастанию некрофильских тенденций. На мой взгляд, весьма вероятно, что в развитии некрофилии существенную роль играет генетический фактор.

Теперь я хочу перейти к изложению гипотезы, относящейся к наиболее ранним истокам некрофилии, укорененным в детских переживаниях индивида. Несмотря на то что она находит подтверждение в обширном клиническом материале и в свидетельствах из области мифологического и религиозного сознания, она все же является достаточно умозрительной. На мой взгляд, она достойна внимания с учетом того, что это лишь пробная попытка теоретического осмысления проблемы.

Вначале обратимся к явлению, не имеющему, на первый взгляд, прямого отношения к нашей теме. Речь идет об инцесте — вещи широко известной благодаря разработанным Фрейдом представлениям об эдиповом комплексе. Остановимся коротко на консепции Фрейда.

В соответствии с этой классической концепцией, маленький мальчик в возрасте пяти или шести лет избирает мать в качестве первого объекта своих сексуальных (фаллических) желаний («фаллическая стадия»). В обычной семейной ситуации отец выступает для него в роли ненавистного соперника. (Психоаналитики ортодоксального толка склонны обычно придавать слишком большое значение ненависти сына к отцу. Приписываемые мальчикам высказывания типа «когда папа умрет, я женюсь на маме» часто приводятся как свидетельство их разрушительных наклонностей. Однако я бы не стал понимать их буквально, ибо в этом возрасте смерть еще не воспринимается как реальность: скорее, это равнозначно утверждению «когда папа уедет». Более того, хотя соперничество с отцом несомненно существует, главным источником антагонизма является все же бунт сына против отцовской авторитарной позиции, обусловленной патриархальной традицией (см.: Э. Фромм, 1951). Вклад «эдиповой» составляющей в формирование разрушительных наклонностей, по моему мнению, крайне невелик.) Будучи не в состоянии покончить с отцом, мальчик начинает его бояться. В особенности его тревожит мысль, что, увидев в нем своего соперника, отец его кастрирует. «Страх кастрации» заставляет сына отказаться от сексуального влечения в матери.