Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии

Другая форма некрофилии не имеет сексуальной окраски и выражается в действиях, продиктованных чистой страстью к разрушению. Такая страсть порой явно присутствует уже в раннем возрасте, а порой выходит на поверхность только позднее. Фон Гентиг очень точно характеризует цель деструктивных действий некрофила: «разрывать живые структуры» (lebendige Zusammenhange). Наиболее явно это стремление проявляет себя в актах расчленения тел. Типичный случай такого поведения описывает Т. Спэрри: человек приходит ночью на кладбище со всеми необходимыми инструментами, раскапывает могилу, открывает гроб, уносит труп в безопасное место, где затем отрезает ему ноги, голову и вскрывает брюшную полость (Т. Спэрри, 1959). Иногда объектом такого рода действий становится не человек, а животное. Фон Гентиг приводит случай человека, который зарезал тридцать шесть лошадей и коров, чтобы только иметь возможность расчленять их трупы. Но здесь даже вряд ли нужна специальная литература: газеты пестрят отчетами об убийствах, жертвы которых были расчленены или изувечены. Такие случаи относят обычно к категории убийств, но совершающие их — явные некрофилы — отличаются от прочих убийц, движимых жаждой наживы, ревностью или чувством мести. Подлинной целью убийцы-некрофила является не смерть жертвы (хотя, конечно, это необходимое условие), но акт расчленения тела. В моей собственной клинической практике было немало случаев убедиться, что страсть к расчленению является в высшей степени характерной чертой личности некрофила. К примеру, я наблюдал (непосредственно, а также по докладам моих сотрудников) нескольких пациентов, у которых страсть к расчленению была выражена в мягкой форме. Они рисовали фигуру обнаженной женщины, а затем отрезали у нее руки, ноги, голову и т. д. и играли с этими частями расчлененного изображения. Такая «игра» оказывалась безвредным способом удовлетворения вполне реальной страсти к расчленению.

По моим наблюдениям, многие люди, обладающие ярко выраженным некрофильским характером, часто видят во сне фрагменты расчлененных тел, плавающие или лежащие кругом, иногда в крови, иногда в грязной воде или пополам с испражнениями. Регулярное проявление в снах и фантазиях страсти к расчленению является одним из самых надежных признаков, позволяющих диагносцировать некрофильский характер.

Существуют и иные, не столь жестокие формы открытой некрофилии. Одна из них заключается в стремлении быть рядом с трупами, кладбищами или другими объектами, несущими явные следы разложения и разрушения. В случае, описанном Г.Раухом, девочка испытывала необъяснимое притяжение к мертвым телам, в присутствии которых она деревенела и не могла оторвать от них взгляда[6]. Штекель приводит утверждение одной женщины: «Я часто думаю о кладбищах и о том, как гниют трупы в могилах» (цит. по: Г. фон Гентиг, 1964).

Интерес к процессу разложения часто выражается в желании вдыхать гнилостный запах. Ярким примером может служить случай тридцатидвухлетнего, получившего хорошее образование и почти совсем слепого мужчины, который боялся шума, «но любил слушать, как женщины кричат от боли и вдыхать запах разлагающейся плоти. Он с вожделением думал о мертвых телах крупных женщин и о том, как он в них погружается». Однажды он спросил свою бабушку, сможет ли он располагать ее трупом, когда та умрет. «Он хотел раствориться в ее разлагающихся останках» (Т. Спэрри, 1959). Фон Гентиг говорит о «нюхателях» (Schnuffler), которые приходят в возбуждение от запаха человеческих экскрементов или вообще всякой гнили. Эту черту он считает прямым проявлением некрофилии. К этому остается только добавить случаи некрофильского фетишизма, объектами которого становятся различные вещи, связанные с погребениями, — трава, цветы, фотографии с могил и т. д., — и обзор литературы, посвященной описанию поведения некрофилов, можно будет считать законченным.

Некрофильский характер [7]

Обозначая термином «некрофилия» не столько извращенное поведение, сколько черту характера, я следую смыслу, который вложил в это слово испанский философ Мигель де Унамуно в 1936 г.[8] в речи, произнесенной в связи с выступлением генерала-националиста Милана Астрая в Университете Саламанки, ректором которого Унамуно был в начале Гражданской войны. Любимой присказкой генерала был лозунг «Viva la Muerte!» («Да здравствует смерть!»), и кто-то из его приверженцев выкрикнул это из зала. Когда генерал закончил свое выступление, поднялся Унамуно и сказал: