Адольф Гитлер (Том 1)

В своём постоянном стремлении к отрицанию или, по крайней мере, преуменьшению любых влияний, оказавших на него своё воздействие, Гитлер будет говорить, что эти курсы помогли ему на его дальнейшем пути не столько занятиями, сколько контактами: благодаря им он получил возможность «познакомиться с несколькими камрадами – единомышленниками, с которыми я мог подробно обсуждать текущий момент». Вот только на лекциях инженера Готфрида Федерал по экономической теории он, как признается потом, впервые «узнал в принципе, что такое международный биржевой и ссудный капитал».[269 - См.: Hitler A. Mein Kampf, S. 229; имеется в виду необычная идея Федера об «искоренении процентного рабства», которую он пытался пропагандировать и как один из руководителей курсов.Комментируя приведённое высказывание Гитлера, В. Мазер полагает, что «с этим в рамках изучения марксизма в Вене Гитлер, таким образом (!), не сталкивался»; вот уж, поистине, что называется, занесло! См.: Maser W. Fruehgeschichte, S. 135.Между прочим, его учителями были граф Карл Ботлер (писатель), д-р Пиус Дирр (депутат от Демократической партии), Готфрид Федер (дипломированный инженер), проф. Йозеф Хофмиллер, д-р Михаэль Хорлахер (управляющий делами одного аграрного союза и один из руководителей Баварской народной партии), а также проф. Карл Александр фон Мюллер. Иногда лекции читали университетские преподаватели – проф. Дю Мулен Эккарт и видный специалист в области гигиены Макс фон Грубер.]

Однако, строго говоря, значение этих занятий состояло в том внимании, которое смог привлечь Гитлер среди избранной публики своей напористостью, своим интеллектуальным темпераментом – в дискуссиях участников курсов он впервые имел перед собой аудиторию, состоящую не из неграмотных, случайных слушателей. Один из преподавателей, историк Александр фон Мюллер, расскажет позднее, как он после окончания одной лекции задержался в начавшем пустеть зале около группы, «столпившейся вокруг человека, который гортанным голосом, без остановки и все с большей горячностью о чём-то говорил им. У меня было странное чувство, будто их возбуждённость была его рук делом и в то же время придавала голос и ему самому. Я видел бледное, худое лицо, на которое не по-солдатски спадал клок волос, с коротко подстриженными усами и на удивление большими, голубыми, фанатично блестевшими глазами». Вызванный на следующем занятии к кафедре, он подошёл «послушно, неуклюжей походкой и, как мне показалось, с каким-то упрямым смущением». Однако «разговор оказался бесплодным».[270 - Mueller К. A. v. Mars und Venus, S. 338 f.]

В этих наблюдениях встречаешь, в контурном виде, то странное явление, что уже многократно засвидетельствовано, когда речь идёт о молодом Гитлере, – с явной силой воздействия и уверенный в себе в своём риторическом раже и одновременно беспомощный в личном разговоре. По его собственному признанию, свою первую незабываемую победу по убеждению словом он одержал, бурно возражая своему оппоненту, – не мог не ответить на вызов, когда «один из участников посчитал, что надо вступиться за евреев». И вот историк фон Мюллер обращает внимание капитана Майра на этот природный ораторский талант, открытый им среди своих слушателей; затем Гитлера направляют в качестве «доверенного лица» в один из мюнхенских полков. Вскоре после этого его фамилия появляется под номером 17 в одном из списков личного состава так называемой команды по проверке лагеря-пропускника Лехфельд: «Пех. Гитлер Адольф, 2-й пех. полк, ликвидационный отдел». У команды было задание вести среди возвращающихся из плена солдат пропаганду в национальном, антимарксистском духе, одновременно она должна была быть для входящих в неё лиц «практическими курсами по подготовке ораторов и агитаторов».[271 - См.: Deuerlein E. Hitlers Eintritl in die Politik und die Reichswehr. In: VJHfZ, 1959, H. 2, S. 179. Кстати, Гитлер был назначен не «офицером-преподавателем», как он это напишет (Hitler A. Mein Kampf, S. 235), а так называемым «доверенным лицом». Можно лишь дискутировать, что именно скрывалось за этой попыткой фальсифицировать истинное положение вещей – стремление примазаться к буржуазной образованности или воинскому престижу офицера, либо же это была попытка избежать сомнительной репутации «доверенного лица».]