Адольф Гитлер (Том 1)

Это не значит, что Фест не дорожит фактами. Фактологическая основа его монографии поистине фундаментальна, но главное для него все же не описание, а понимание. Стремление добиться целостного изображения исследуемого персонажа обусловило структуру книги. Её концептуальный каркас образуют авторские размышления, вписывающие биографию индивида в контекст эпохи и всемирной истории вообще. Прочность и даже известное изящество конструкции достигаются ажурной вязью авторских суждений, тонких замечаний, сравнений, пронизывающих объёмистый труд буквально насквозь и органично, без каких-либо потуг, поддерживающих его высокий концептуальный уровень.

Хотя в центре монографии Феста – личность Гитлера, его внутренний мир, мотивация поведения и поступков, отправным пунктом исследования является эпоха. Именно от эпохи к личности, таков путь исследователя, отмечающего, что «по своим индивидуальным параметрам Гитлер действительно лишь с трудом может привлечь к себе наш интерес – его личность на протяжении всех этих лет остаётся удивительно бледной и невыразительной».

Можно сказать, что масштаб личности нацистского фюрера зависит не столько от внутреннего, сколько от внешнего наполнения. Он представлял собой своего рода оболочку, которую подобно воздушному шару наполняли испарения духа времени. «Только в контакте с эпохой, – подчёркивает Фест, говоря о личности Гитлера, – она обретает свою напряжённость и притягательность». «Жизнь Гитлера не стоило бы ни описывать, ни интерпретировать, если бы в ней не проявились надличностные тенденции и взаимоотношения, если бы его биография не была на всём своём протяжении одновременно и сколком биографии эпохи».

Исторической фигурой Гитлер стал, оказавшись средоточием чаяний, опасений и обид широких массовых слоёв, «благодаря уникальному совпадению индивидуальных и всеобщих предпосылок, благодаря с трудом поддающейся расшифровке связи, в которую вступил этот человек со временем и время с этим человеком». В сущности, книга Феста и является довольно удачной попыткой её расшифровать. Как раз такая связь и взаимозависимость, по мысли Феста, «лишает почвы любого рода утверждения по поводу каких-то сверхъестественных способностей Гитлера. Не демонические, а типичные, так сказать, „нормальные“ черты и облегчили главным образом ему путь».

Фест отвергает концепции, трактующие Гитлера с точки зрения принципиального противопоставления его личности эпохе: «Он был не столько великим противоречием своего времени, сколько его отражением – то и дело сталкиваешься тут со следами некой скрытой тождественности». В нём, как пишет Фест, «сфокусировалась мощнейшая тенденция времени, под знаком которой стояла вся первая половина века».

Действительно, Гитлер явился порождением эпохи, которая оказалась антрактом между двумя мировыми войнами и была неразрывно связана с ними. За исключением короткой передышки в 1924—1929 гг. мир содрогался в конвульсиях политических, социальных, экономических потрясений и глобальных войн. «Век мировых войн и революций», «эра тоталитаризма», «время диктаторов», «эпоха европейской гражданской войны» – таков весьма неполный перечень определений эпохи, охватывавшей почти всю первую половину нашего столетия. В каждом из них схвачена какая-то существенная её черта, но ни одно не может в полной мере отобразить её многообразие. «Закат Европы», «восстание масс», «бегство от свободы» – эти формулы ярко и ёмко отражали апокалипсические настроения и объективные тенденции времени. Не случайно понятие «кризис» в те годы было едва ли не самым популярным в вокабулярии политиков, идеологов, публицистов и сочеталось с множеством прилагательных и существительных.

Тяжёлой мрачной тенью лёг на межвоенное время суровый опыт первой мировой войны. «Уникальным новшеством, привнесённым войной во всю Европу, – пишет видный исследователь фашизма, американский историк Дж. Моссе, – стало ужесточение жизни»[25 - Mosse G. L. Intervista sul nazismo. Bari, 1977. P. 44.]. Эту тенденцию подхватили и усугубили радикальные движения правого и левого толка. «Великий страх» был порождён приходом к власти большевиков.

В атмосфере всеобщего ожесточения, экстремизации социально-политической и духовной жизни на авансцену выходят вожди нового типа. Перед их агрессивным напором, пренебрежением к общепринятым нормам, возведённой в принцип аморальностью часто пасуют представители традиционной элиты, потерявшие привычные ориентиры. Они оказались зажаты между коммунистическим дьяволом и фашистским Вельзевулом. В фашизме многие из них склонны были видеть меньшее зло, что в значительной степени объясняет успехи Гитлера, Муссолини и некоторых фюреров меньшего калибра.