Адольф Гитлер (Том 2)

Кроме того, первый опыт личного общения с верхушкой рейхсвера явно ослабил недоверие Гитлера. Как в министре фон Бломберге, так и в новом руководителе аппарата министра полковнике фон Райхенау он нашёл двух партнёров, которые почти безоговорочно следовали его курсу, правда, по разным мотивам. Один в силу лабильности темперамента, которому нечего было противопоставить целеустремлённому искусству Гитлера подчинять себе других, кроме мечтательной податливости; фон Бломберг, что характерно, был поочерёдно сторонником демократических убеждений, антропософии, идеи прусского социализма, после поездки в Россию – «почти коммунизма», и, наконец, все большим поклонником авторитарных идей, пока не стал со всем энтузиазмом поклоняться новому идолу – Гитлеру. В 1933 году в одно мгновение, заверял позже Бломберг, он неожиданно обрёл вещи, которых больше никогда не ожидал: веру, преклонение перед одним человеком и полную преданность одной идее. От одного дружеского слова Гитлера у него к глазам, по свидетельству современника, подступали слезы, порой он даже говорил, что сердечное рукопожатие фюрера иногда излечивало его от простуды[533 - Diets R. Op. cit. S. 278. О личностях фон Бломберга, и Райхенау см. также: Foertsch H. Op. cit. S. 30 ff.; затем Hossbach F. Zwischen Wehrmacht und Hitler, S. 76, а также: VJHfZ, 1959, H. 4, S. 429 ff.]. Другой же, Райхенау, человек трезвого макиавеллистского склада ума, который в своих честолюбивых устремлениях не поддавался эмоциям и видел в национал-социализме не предмет убеждений или увлечений, а идеологию массового движения, революционный порыв которого он хотел использовать как для личной карьеры, так и для укрепления позиций армии в структурах власти, в данный же момент он хотел его приручить. Холодный и интеллигентный, волевой в принятии решений, хотя и не без признаков легкомыслия, он почти в совершенстве воплощал тип современного, получившего хорошую техническую подготовку и непредвзятого в социальном отношении офицера, отсутствие предрассудков у него распространилось, правда, и на моральные категории. На совещании командующих в феврале 1933 года он заявил, что прогнившие порядки в государстве можно устранить только при помощи террора, вермахт не должен вмешиваться в эти дела, но быть в «полной готовности».

Этот девиз так отвечал тактическим установкам Гитлера, что он, наверно, спрашивал себя, с какой стати ему отвергать предложенную лояльность военных специалистов и вставать на сторону путающего все карты Рема, в тесном кругу приближённых он с издёвкой говорил о «колченогих штурмовиках», вообразивших себя «материалом для военной элиты».[534 - Rauschning H. Gespraeche, S. 147. По поводу заявления Райхенау на упомянутом совещании высшего командного состава см.: IfZ Zeugenschrifttum Nr. 279, Bd. 1, S. 19. Относительно той роли, которую, с точки зрения Гитлера, должен был играть рейхсвер в деле успешного осуществления операции по захвату власти, см. его выступление 23. 09. 1933 г.: Horkenbach С. Op. cit. S. 413.]

Вопреки своей обычной манере сбивать противников с толку при помощи двойной игры, натравливать их друг против друга и заставлять пожирать друг друга Гитлер на этот раз недолго скрывал от внешнего мира свои намерения. Правда, он все подогревал воинственную активность СА и, например, обращался к ним с такими словами: «Вся ваша жизнь будет борьбой. Вы родились в горниле схваток, не надейтесь сегодня или завтра на мир»[535 - Из выступления перед штурмовиками Киля 7. 05.г., см.: Schulthess, Op. cit. S. 124. И даже 19 мая 1934 г. он заявил в Мюнхене «старым борцам»: «Революция обязательно будет продолжаться!» См.: Domarus M. Op. cit. S. 371.]. Включение Рема в состав кабинета 1 декабря или сердечнейшее письмо начальнику штаба СА по случаю Нового года расценивалось в СА зачастую как подтверждение их амбиций; несмотря на это Гитлер неоднократно заверял рейхсвер, что тот был и остаётся единственным носителем оружия нации, и уже принятое в конце года решение вновь ввести воинскую повинность в рамках рейхсвера разбивало все далеко идущие планы Рема по созданию милиции.