Адольф Гитлер (Том 2)

Необычная неуверенность Гитлера, которая все ещё ощущается даже в таких пассажах, отражала не в последнюю очередь кое-что от глубокого ужаса общественности, вызванного событиями 30 июня. Казалось, что она инстинктивно уловила, что с этого дня началась новая фаза и что ей предстоят сомнительные авантюры, опасности и тревоги. До сих пор заблуждения относительно природы режима были вполне понятны; разнообразные иллюзии, исходившие из того, что беззаконие и террор представляли собой лишь неизбежные и ограниченные временем сопутствовавшие обстоятельства революции, которая в целом была однозначно нацелена на установление порядка, могли опираться на многочисленные причины. И только теперь было развеяно право на политическую ошибку: убийство как средство государственной политики разрушало возможность безоглядной веры, тем более что и Гитлер в своей речи не делал секрета из своих злодейств и заявил о своей претензии на роль «верховного судьи», беспрепятственно распоряжающегося жизнью и смертью. С этого момента не существовало ни правовых, ни моральных механизмов защиты от радикализирующейся воли Гитлера и режима. Явным подтверждением этих тенденций стало то, что все сообщники от Гиммлера и Зеппа Дитриха до эсэсовских палачей низшего звена получили вознаграждения или поощрения, а 4 июля были награждены в Берлине на специальной церемонии «почётным кинжалом»[572 - Так, например, Зепп Дитрих был произведён в обергруппенфюреры, а давние приятели Гитлера Кристиан Вебер и Эмиль Морис – соответственно один в оберфюреры, а другой штандартенфюреры; см.: Das Archiv, 1934, Juli, S. 470. Сам же Гиммлер получил в награду самостоятельность СС и одновременно полномочия на создание войск СС; см. совещания высшего командного состава, состоявшиеся 5 июля 1934 г. и 9 октября 1934 г., Liebmann-Aufzeichnungen, B1. 101 и 110.]. Констатация непосредственной взаимосвязи между убийствами 30 июня и более поздней практикой массовых убийств в лагерях на Востоке не надуманная искусственная схема – Гиммлер сам в своей знаменитой речи в Позене 4 октября 1943 года связал эти два процесса и тем самым подтвердил «преемственность преступления», которое не допускает никаких различий между конструктивной, определявшейся идеалистической страстью начальной фазой национал-социалистического господства и более поздним периодом саморазрушительного вырождения.[573 - См.: Bracher К. D. Diktatur, S. 263. В этой связи Гиммлер заявил в выступлении в Позене: «Вменяемая приказом обязанность ставить к стенке и расстреливать своих провинившихся товарищей по службе… ужасна для каждого, и всё же каждому было абсолютно ясно, что в следующий раз он снова поступит так же, если ему прикажут и если в этом будет необходимость. Сейчас же я имею ввиду выселение евреев, истребление еврейского народа», цит. по: IMT, Dok. 1919-PS, Bd. XXIX, S. 145.]