Адольф Гитлер (Том 2)

Уже сама разноплановость противоречий между мелкими ремесленниками, крестьянами, крупными предпринимателями и потребителями, которые, хоть и по-разному, но все были необходимы партии, ограничивала возможность возникновения классового движения. Это был тот рубеж, на который до тех пор раньше или позже наталкивалась любая партия. Казалось он был непреодолим, тем более во времена тяжелейших экономических и социальных бедствий, к тому же просто с помощью тактики пустых обещаний всем – тактики, у которой было слишком много последователей и которая вскоре не могла обмануть уже никого. Те, кто полагался на материальные требования, вскоре упирались в дилемму: чтобы завоевать массы, нужно было обещать более высокую заработную плату и более низкие цены, больше дивидендов и меньше налогов, улучшение пенсионного обеспечения и повышение пошлин, а что касается аграрной продукции, то даже сулить её производителям повышение цен, а её потребителям – их понижение. Фокус же Гитлера как раз и заключался в том, чтобы замазывать экономические противоречия звучными призывами, а материальную заинтересованность использовать в первую очередь для того, чтобы эффектно дистанцироваться от своих противников: «Я не обещаю, подобно всем другим, счастья и процветания, – восклицал он, – я могу сказать лишь одно: будем же национал-социалистами, осознаем же, что мы не имеем права ощущать свою принадлежность к нации и орать „Германия, Германия превыше всего“, если миллионы из нас вынуждены ходить на биржу труда и совсем обносились»[147]. Его преимущество основывалось не в последнюю очередь на понимании того, что люди в своём поведении исходят не из одних только экономических побуждений; он-то полагался скорее на их потребность в сверхличном мотиве существования и верил в силу «третьих ценностей», взрывающую классовые перегородки: в силу лозунгов о чести, величии, сплочённости и жертвенном духе нации, о бескорыстной самоотверженности: «И вы видите – мы уже на марше!»

Тем не менее, партия и теперь ещё находила отклик и новых сторонников прежде всего в тех средних слоях, которые больше других сохраняли в себе основу своих политических представлений и всегда были склонны к тому, чтобы при тяжёлом материальном положении искать прибежища в простом, но безусловном порядке. Существующие партии весьма приблизительно отражали их желания, обиды и интересы. Нелюбовь к республике отдалила их от политики, они брели бесцельно; но вот голод и страх заставили их искать «свою» партию. Встретив Гитлера, они дали себя увлечь не только мощной демагогией, но и, в неменьшей степени, завораживающей воображение общностью судьбы; он тоже был мелким буржуа, боящимся опуститься ниже своего класса и потерпевшим поражение в своих личных амбициях, пока не открыл для себя политику, которая его освободила и вынесла наверх. Того же волшебства ожидали от неё теперь и эти массы. Его судьба казалась им апофеозом их собственной.

Именно это «опускающееся среднее сословие» положило начало прорыву НСДАП в число массовых партий и в основном и определило её социологический облик тех лет. Было бы ошибкой думать, будто экономическая разруха непосредственным образом увеличила привлекательность лозунгов НСДАП. Ведь гитлеровская партия количественно выросла больше всего не в крупных городах и промышленных районах, где депрессия достигала сокрушительных масштабов, а в мелких городках и сельской местности. На фоне в общем-то ещё функционирующей системы вторжение нищеты там ощущалось как бедствие и катастрофа в гораздо большей степени, чем больших городах, всегда близко знавших нужду. Там же понятие хаоса стало просто синонимом коммунизма.[148]