Адольф Гитлер. Том 2

В национал-социализме, без сомнения, были неповторимо немецкие черты, но другого, более сложного свойства, чем думали Вермейль или Ширер. Ни генеалогия зла, ни какое-либо единственное объяснение ещё не раскрывают природы этого феномена, так же как ошибочно было бы прослеживать его происхождение только по явлениям, катастрофичную тенденцию которых нельзя не видеть, как невозможно не заметить молнию в тёмной туче. Успеху национал-социализма способствовали многие наивные или как минимум сохранявшиеся на протяжении поколений позиции и взгляды, больше того — даже некоторые добродетели и ценностные представления. Один из уроков эпохи состоит как раз в том, что тоталитарная система власти не может быть построена на одних только извращённых или даже преступных склонностях какого-то народа и что ни один народ не может — в отличие от Ричарда III — вдруг решить стать злодеем. Во многих странах существовали исторические, психологические, да и социальные условия, сходные с тем, что было в Германии, и часто всего-навсего узкий перешеек отделял народ от фашистского правления. Национальное самосознание, развившееся с таким опозданием как немецкое и не сумевшее действительно и действенно связать себя с демократическими тенденциями, не было исключительно немецкой чертой, также как и непреодолимое расстояние между либеральными и социальными силами, между буржуазией и рабочими. Представляется также сомнительным, были ли реваншистские устремления, воинствующие идеологии или мечты о великодержавности в Германии более весомыми, чем у некоторых соседних европейских наций. Даже антисемитизм, несмотря на решающее его влияние на мышление Гитлера, конечно, не был специфически немецким явлением, среди немцев он был скорее менее развит, чем во многих других странах. Во всяком случае не расовый аффект привёл массы на сторону национал-социализма, и риторические маскировочные усилия Гитлера на конечной стадии борьбы за власть показали, что он прекрасно это понимал[355]. Именно в ту эпоху к власти пришли многочисленные фашистские или фашистоидные режимы — в Италии, Турции, Польше, Австрии или Испании. Как раз взгляд на сравнимые системы в этих и других странах помогает понять, что конкретно в национал-социализме было неповторимо немецким: он стал самой радикальной и абсолютной формой проявления фашизма.

Эта принципиальная заострённость, выявившаяся как на интеллектуальном уровне, так и на уровне исполнительной власти, была основным вкладом Гитлера в суть национал-социализма. Он был истинным немцем в своём пристрастии к тому, чтобы резко противопоставить какую-нибудь идею действительности и признать за этой идеей большую власть, чем за действительностью. Именно политик-неудачник местного масштаба набрасывал, ещё снимая угол на Тиршштрассе, триумфальные арки и сводчатые залы своей будущей славы; он был канцлером, который невзирая на все издёвки, вёл счёт не на поколения людей, а на тысячелетия и который хотел стереть память не о Версале и бессилии Германии, но, по сути, о результатах великого переселения народов. Если Муссолини считал своей целью восстановление исторического величия, Моррас мечтал о «старом режиме» и пытался вызвать к жизни «la gloire de la Deesse France»[356], да и все другие виды фашизма не сумели избежать соблазна тоски по былому, правда, просветлённому воспоминаниями, то Гитлер думал об осуществлении цели искусственной, созданной в воображении и не имеющей какого-то реального подобия: о мировой империи от Атлантики до Урала и от Нарвика до Суэца, созданной единственно волей к расовому самоутверждению. Государства противились этому? Он их подавит. Народы селились вопреки его планам? Он их расселит по-другому. Расы не соответствовали его представлениям? Он произведёт селекцию, облагородит их или уничтожит, пока действительность не будет, наконец, соответствовать его представлениям. Он мыслил о немыслимом, в его высказываниях всегда прорывался на поверхность элемент дерзкого бесстрашия перед действительностью, что не было лишено признаков маниакальности: «Я противостою всему с чудовищной, ледяной свободой от всех предрассудков»[357], — заявлял он. Только в крайнем радикализме он казался тем, кем он был. В этом смысле национал-социализм без него немыслим.

К неповторимо национальным чертам, отличавшим национал-социализм от фашистских движений других стран, относится и то, что для своего эксцентричного радикализма Гитлер всегда находил самых послушных исполнителей. Ни одно гуманное чувство не разгладило на физиономии режима то выражение концентрированной жёсткости и исполнительности, которое сделало его единственным в своём роде. Часто его пугающие черты приписывались планомерно использованной жестокости убийц и садистов, и такие однозначно преступные элементы до сих пор определяют популярное представление. До сего дня они поставляют литературе или театру шаржированных персонажей с плёткой в руках, олицетворяющих собой национал-социализм.