Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой

Иногда мы останавливаемся, это означает, что кого-то опять подстрелили, и он не дает двигаться вперед. Мы выволакиваем его из канавы. Так мы ползем до тех пор, пока канава не кончается и опять надо выбираться на поле. Через 15–20 метров мы добираемся до большой лужи. Один за другим мы вскакиваем туда и занимаем позицию, чтобы отдышаться. Но залеживаться некогда. Быстро выбираемся и марш-марш к лесу, до которого примерно 100 метров. Там мы постепенно опять собираемся вместе. Лес уже сильно поредел. Теперь нами командует вице-фельдфебель Шмидт, отличный здоровенный парень. Мы ползем по опушке. Над нами свистят пули и осколки, и вокруг падают сбитые сучья и куски деревьев. Потом на опушке рвутся снаряды, поднимая облака камней, земли и песка и вырывая огромные деревья с корнями, а мы задыхаемся в желто-зеленом ужасном, вонючем дыму. Вечно здесь лежать не имеет смысла, если уж погибать, так лучше в поле. Тут подходит наш майор. Мы снова бежим вперед. Я прыгаю и бегу изо всех сил по лугу, через свекольные грядки, перепрыгиваю через окопы, перелезаю через проволоку и кустарниковые загороди и вдруг слышу впереди крики: «Сюда, все сюда». Передо мной длинная траншея, и через мгновение я спрыгиваю в нее. Передо мной, за мной, слева и справа туда же прыгают и другие. Рядом со мной вюртембержцы, а подо мной мертвые и раненые англичане. Вюртембержцы заняли траншею уже раньше нас. Теперь становится ясно, почему мне было так мягко спрыгивать. В 240–280 метрах слева от нас видны еще английские окопы, а справа дорога... которая находится в их руках. Над нашей траншеей беспрерывный железный град. Наконец в 10 часов начинает работу наша артиллерия. Пушки бьют одна за другой, 1, 2, 3, 4-я и т. д. То и дело перед нами снаряд попадает в английские окопы. Англичане выскакивают как из муравейника, и мы снова бежим в атаку.

Моментально проскакиваем поле и после рукопашной, которая местами была довольно кровавой, выбиваем их из окопов. Многие поднимают руки. Всех, кто не сдается, мы приканчиваем. Так мы освобождаем траншею за траншеей. Наконец выбираемся на большую дорогу. Слева и справа от нас молодой лес. Входим в него. Выгоняем оттуда целые своры англичан. Наконец доходим до места, где лес кончается и дорога идет дальше по чистому полю. Слева стоят какие-то хутора, которые еще заняты противником, и по нас открывают оттуда ужасный огонь. Люди падают один за другим. И тут появляется наш майор, храбрый как черт. Он спокойно курит. Вместе с ним его адъютант лейтенант Пилоти. Майор быстро оценивает обстановку и приказывает сосредоточиться слева и справа от дороги и приготовиться к атаке. Офицеров у нас уже нет, да и унтер-офицеров почти не осталось. Поэтому все, кто еще в состоянии, вскакивают и бегут за подкреплением. Когда я во второй раз возвращаюсь с группой отколовшихся вюртембержцев, майор с простреленной грудью лежит на земле. Вокруг него куча трупов. Теперь остается только один офицер, его адъютант. В нас клокочет ярость. «Господин лейтенант, ведите нас в атаку», — кричат все. Мы движемся через лес слева от дороги, по дороге не пройти. Четыре раза мы поднимаемся в атаку — и четыре раза вынуждены отойти. Изо всей моей команды кроме меня остается всего один человек. Наконец и он падает. Мне отрывает выстрелом рукав кителя, но каким-то чудом я остаюсь живым и здоровым. В 2 часа мы идем наконец в пятую атаку и на этот раз занимаем опушку леса и хутор. Вечером в пять часов мы собираемся вместе и окапываемся в 100 метрах от дороги. 3 дня идут бои, пока наконец на третий день мы не опрокидываем англичан. На четвертый день маршируем назад... Только там мы оценили, насколько тяжелы наши потери. За 4 дня наш полк сократился с трех с половиной тысяч человек до 600 человек (своему мюнхенскому квартирному хозяину Й. Поппу Гитлер еще в декабре 1914 года писал, что в полку из 3600 человек осталось 611. — Б. С.). Во всем полку осталось только 3 офицера, 4 роты пришлось переформировать. Но мы были горды тем, что опрокинули англичан. С тех пор мы постоянно на передовой. В Мессине меня в первый раз представили к Железному кресту, а в Витшете — во второй, на этот раз представление на меня... подписал господин подполковник Энгельхардт, наш полковой командир. 2 декабря я его наконец получил. Я теперь служу посыльным при штабе. Служба здесь немного почище, но зато и опаснее. В одном только Витшете в день первого наступления из нас восьмерых троих человек убило, а одного тяжело ранило. Нас, четверых оставшихся в живых, и раненого наградили. В тот раз эта награда спасла нам жизнь. Когда обсуждался список представленных к кресту, в палатку зашли 4 командира роты. Из-за тесноты нам четверым пришлось ненадолго выйти. Мы не простояли снаружи и пяти минут, как вдруг снаряд попал прямо в палатку, тяжело ранил подполковника Энгельхардта, а все остальные в штабе либо ранены, либо убиты. Это был самый ужасный момент в моей жизни. Мы все просто обожали подполковника Энгельхардта.