Adrenalin trash

Курили молча. В последнее время интенсивность общения с Костылем снизилась. После Нового года Андрей почти не пил. В супермаркеты не заходил. В итоге пропала одна из точек соприкосновения. Профессиональные же обязанности стали привычными, Андрей и Костыль постигли все секреты мастерства и обмен опытом больше не имел смысла. Других общих тем не было.

Сотовый телефон зазвонил в шесть. То есть он, конечно, не зазвонил, а исполнил Брамса. Пригрезившаяся когда-то гению мелодия с помощью нескольких полупроводников и миниатюрного динамика теперь сообщала Андрею о том, что кто-то хочет с ним пообщаться. Если бы Брамс знал, что спустя века после его смерти сочиненная им музыка будет соединять людей, он смеялся бы от счастья даже в последние секунды своей жизни. Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле.

— Алло, — сказал Андрей, приложив телефон к уху и ковыряя свободной рукой угол телефонного каталога.

— Привет, — сказал Олег.

— Привет, — сказал Андрей.

— А я вот тоже телефон купил, — сказал Олег.

— С получки? — спросил Андрей.

— Ну да, — сказал Олег.

Он как-то ловко выкрутился с деньгами. То ли родители помогли, то ли еще кто — Андрей толком не знал. А недавно Олег устроился на работу в аптеку. Провизором. По специальности.

— Молодец, — сказал Андрей.

— А то, — сказал Олег. — Короче, среда. Идем?

— К Ваське? — спросил Андрей.

— А куда еще, — сказал Олег.

Андрей скупо улыбнулся.

— Можно, — сказал он. — В семь.

— В семь? — переспросил Олег.

— Да, — сказал Андрей.

— Ладно, — сказал Олег. — Ну давай.

— Давай.

Станция метро, на которой теперь регулярно встречались, перед тем как идти к Василисе, представляла собой некий среднестатистический вариант всех станций Московского метрополитена. Усреднено было все: и название — неброское, оно никогда не менялось при обострениях политической обстановки; и богатство интерьера — колонны увивал гипсовый плющ, но на сводчатых потолках не было мозаичных полотен; и интенсивность движения — людей на станции всегда было немного, но вполне достаточно для того, чтобы, задумавшись, удариться о твердое встречное плечо. Впрочем, Андрей в последнее время редко задумывался и о встречные плечи не бился.

Олег опоздал на десять минут. Выйдя из поезда, он быстро отыскал глазами Андрея и направился к нему.

— Привет, — сказал Андрей.

— Привет, — сказал Олег.

Пожали руки.

— Пойдем? — спросил Андрей.

— Пойдем, — сказал Олег.

Направились к эскалатору.

— Все-таки Васька молодец, — сказал Олег, когда забрались на движущуюся лестницу. — А то баланду бы жрали сейчас. Да?

— Да, — сказал Андрей. — Молодец.

Это был уже стандартный эскалаторный диалог, помогавший уловить динамику надвигавшегося вечера. Менялись только штампы, которыми Олег обозначал вероятную альтернативу их жизненного пути. Помимо баланды он упоминал еще небо в клеточку, жизнь в полосочку и петушиные крики.

До больницы добрались за двадцать минут — половину этого временного отрезка провели в маршрутном такси, стартовавшем от метро, потом шли пешком вдоль кирпичных пятиэтажек и длинного бетонного забора.

Всю дорогу молчали. Андрей хотел было попросить Олега показать телефон, но потом передумал. Это было обычное для последнего времени явление. Мысли и стремления возникали в его душе с той же интенсивностью, что и раньше, но большинство из них сразу погибало в атмосфере, отравленной безразличием, вырвавшимся три с половиной месяца назад из каких-то лопнувших резервуаров. Единственным серьезным умственным упражнением теперь как раз и был анализ этого безразличия.

На одной из институтских лекций по философии, куда Андрей попал совершенно случайно — в офисе в тот день морили тараканов, — рассказывали об экзистенциализме. Андрей слушал невнимательно, размышляя о намечавшейся установке кондиционера в помещении какого-то мелкого банка. Однако когда лектор — лысый толстый мужчина с кавказской фамилией — дошел до «пограничной ситуации», Андрей насторожился. Точнее, насторожился он не в тот момент, когда прозвучал этот ключевой термин, а после того, как услышал слово «смерть». Лектор даже написал его на доске, после чего обвел в кружок и соединил линией с другим меловым пузырем, в котором плавал «субъект (чел.)». Выяснилось, что под «пограничной ситуацией» понималась ситуация, когда человек оказывается перед угрозой гибели и впервые полностью осознает конечность своего существования. После этого в душе субъекта (человека) происходит фундаментальный сдвиг, благодаря которому он наконец-то начинает жить полной жизнью, наполняя смыслом каждую секунду своего существования, занимаясь по-настоящему важными вещами и отбрасывая будничную шелуху, погребающую под собой миллионы обычных судеб.