Торцом к окну стоял длинный, разрисованный неприличными картинками дощатый стол. На ближнем к двери конце несколько мужиков азартно припечатывали костяшки домино. На дальнем четверо блатных играли в карты. Хотя камера была переполнена, вокруг них было свободно, как будто существовала линия, пересекать которую посторонним запрещалось. Расписной перешагнул невидимую границу и, не дожидаясь особого приглашения, подсел к играющим.
Казалось, на подошедшего не обратили внимания, но Вольф почувствовал, как мелькнули в прищуренных глазах восемь быстрых зрачков, мгновенно "срисовав" облик чужака. Так мелькали в белых песках Рохи-Сафед стремительные, смертельно ядовитые скорпионы.
Играли двое, и двое наблюдали за игрой. Все были обнажены по пояс, татуированные тела покрывал клейкий пот.
- Еще, - бесстрастно сказал высохший урка с перевитыми венами жилистыми руками. Шишковатую голову неряшливо покрывала редкая седая щетина. На плечах выколоты синие эполеты - символ высокого положения в зоне. На груди орел с плохо расправленными крыльями нес в когтях безвольно обвисшую голую женщину. Держался урка властно и уверенно, как хозяин.
- На! - Небольшого роста, дерганый, будто собранный из пружинок, банкир ловко бросил очередную карту. Не какую-то склеенную из газеты стиру, а настоящую, атласную, из новой, не успевшей истрепаться колоды. На тыльной стороне ладони у него красовалась стрела, на которую как на шампур были нанизаны несколько карт - знак профессионального игрока. - Еще?
- Хорош, Катала, себе. - Седой перекатил папиросу из одного угла большого рта в другой и постучал ребром сложенных карт по кривобокой русалке с. гипертрофированным половым органом. Черты его лица оставались твердыми и холодными, будто складки и трещины в сером булыжнике.
На круглой физиономии Каталы, напротив, отражалось кипение азарта.
- Посмотрим, как повезет...
Приподнятые домиком брови придавали ему вид простоватый и наивный. Расписной знал, что впечатление обманчиво: на строгом режиме наивных простаков не бывает - только те, кто уже прошел зону или залетел впервые, но по особо тяжкой статье. Двое наблюдающих за игрой угрюмых коренастых малых - явные душегубы. И татуировки на мускулистых телах - оскаленные тигры, кинжалы, топоры, могилы - говорили о насильственных наклонностях.
- Раз! - Рука Каталы дернулась, будто на шарнире, и на стол упала бубновая десятка.
- Два! - Сверху шлепнулась еще десятка - пиковая.
- Две доски! - перевел дух банкир и озабоченно спросил: - А у тебя, Калик, сколько?
Расписной усмехнулся. Катала играл спектакль и явно переигрывал. Он набрал двадцать очков, если бы У Калика было двадцать одно, тот бы объявил сразу. При одинаковой же сумме всегда выигрывает банкир. Тогда к чему эта деланая озабоченность?
- Восемнадцать.
Седой бросил карты. Девятка, шестерка и дама веером рассыпались поверх выигрышных десяток.
- Выходит, повезло тебе? - Тяжелый взгляд пригвоздил банкира к лавке.
- Выходит так, - кивнул тот и демонстративно положил перед Каликом колоду: мол, если хочешь - проверяй.
- Если я тебя на вольтах или зехере (1) заловлю - клешню отрублю, спокойно произнес Калик, даже не посмотрев на колоду.
1 Вольты, зехер -шулерские приемы.
Угрюмые переглянулись. Они были похожи, только у одного правая бровь разделялась надвое белым рубцом и на щеке багровел длинный шрам, а глаз между ними почти не открывался.
Приподнятые брови опали, будто в домиках подпилили стропила.
- Да что я - волчара позорный, дьявол зачуханный? - обиделся Катала. - Не врубаюсь, с кем финтами шпилить?
- Ладно. Я сказал, ты слышал. Ероха!
У невидимой границы тут же появился толстый мужик в черных сатиновых трусах до колена. Вид у него был обреченный, мокрая грудь тяжело вздымалась.
- Жарко? - вроде как сочувственно спросил Калик.
- Дышать... нечем... - с трудом проговорил тот, глядя в пол.
- Ты свой костюм спортивный Катале-то отдай. Куда он тебе в такую жару?
- Зачем зайцу жилетка, он ее о кусты порвет! - хохотнул Катала. - Не бзди, Ероха, до зимы снова шерстью обрастешь...
- Я не доживу до зимы. У меня сердце выскакивает...
Калик недобро прищурил глаза.
- А как ты думал народное добро разграблять? Тащи костюм, хищник! И не коси, тут твои мастырки не канают! (1)
Вор повернулся к Расписному:
- Икряной (2) нас жалобить хочет! Мы шкурой рискуем за пару соток, а он, гумозник, в кабинете сидел и без напряга тыщи тырил!
1 Не притворяйся, тут симуляция не проходит. 2 Икряной - богатый человек.
- А тут и впрямь жарковато! - Расписной стянул через голову взопревшую рубаху, стащил брюки, оставшись в белых облегающих плавках.
Калик и Катала переглянулись, угрюмые впились взглядами в открывшуюся картинную галерею на могучем теле культуриста.