Адриан Моул: Дикие годы

– Нет, – прошептала Леонора. – Глубже, мрачнее, самые ранние воспоминания.

– Помню, когда мне было три года, – сказал я, – ты вошел ко мне в спальню, выдернул у меня изо рта соску и сказал: «Настоящим мальчишкам соски не нужны».

После чего я снова схватил с пола палку и принялся колошматить стул. Полетела пыль.

Леонора проговорила:

– Хорошо, хорошо. Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя ужасно. Я вывихнул плечо.

– Нет-нет, – раздраженно произнесла она. – Как вы себя чувствуете внутри?

Я все понял.

– О, я примирился с собой, – соврал я. Встал, вручил терапевтической доминатрисе тридцатку и ушел. Нужно еще купить нурофен, пока ночная аптека не закрылась. Боль в плече сводит меня с ума.

Пятница, 22 февраля

Среди тритонов Ньюпорт-Пагнелла новый раскол. Теперь у нас – три раздельных ареала. В тритоновом мире какая-то катавасия. Браун названивает экспертам по тритонам по всему миру и гундит об этом феномене.

Миссис Хедж провела собеседования с другими потенциальными жильцами, но выбрала меня! Всю ночь меня терзали эротические сновидения – они касались меня, Брауна, Меган и миссис Хедж. Стыдно, но что поделаешь? Я ведь не могу контролировать свое подсознание, правда? Пришлось сходить в прачечную-автомат, хотя сегодня вовсе не мой обычный день.

Суббота, 23 февраля

Вечером по телевизору видел Нормана Шварцкопфа[24] – он тыкал палкой в невнятную карту. Почему он одет в военную маскировочную форму – для меня загадка. Ведь:

а) в пустыне нет деревьев;

б) в зале для пресс-конференций тоже нет деревьев;

в) Норман – слишком важная шишка, чтобы приближаться к противнику, так что мог бы спокойно разгуливать в костюме клоуна Коко – в него все равно никто не стал бы целиться.

Вторник, 26 февраля

Навестил сегодня миссис Хедж – окончательно договориться и обсудить соглашение о найме. У нее на холодильнике под магнитом с Микки-Маусом – фотография обугленной головы иракского солдата, которого нашли мертвым в машине. Я отвел взгляд и попросил воды.

Среда, 27 февраля

Вчера вечером поставил в известность Пандору, что на выходных съезжаю с квартиры. Надеялся, что она бросится мне на шею и станет умолять, чтобы я остался, но она не бросилась. В час ночи меня разбудил хлопок пробки от шампанского, звон бокалов и дикий безудержный хохот Пандоры, Кавендиша и Джулиана. Инфернальный треугольник.

Четверг, 28 февраля

Сегодня говорила главным образом Леонора. Сказала, что я слишком многого от себя ожидаю, что у меня невозможно высокие стандарты. Посоветовала мне быть к себе добрее и заставила составить список десяти вещей, которые мне нравится делать. Всякий раз, когда я отказываюсь от плохой мысли о себе самом, мне позволяется себя порадовать.

Леонора спросила, есть ли у меня возможность время от времени себя баловать. Я признался, что какие-то сбережения в Строительном кооперативе Маркет-Харборо у меня имеются. Тогда она дала мне листок бумаги и детский цветной карандаш и велела записать десять моих радостей.

Радости

1) Читать романы.

2) Писать романы.

3) Половой акт.

4) Смотреть на женщин.

5) Покупать канцелярские принадлежности.

6) Есть бананы.

7) Сандвичи с крабовой пастой.

8) Смотреть бокс по телевизору.

9) Слушать Чайковского.

10) Гулять по сельской местности.

Я спросил у Леоноры, каковы радости у нее.

Она хрипло ответила:

– Мы здесь не обо мне говорим. – Потом улыбнулась, показав изумительно белые зубы, и сказала: – У нас есть кое-что общее, Адриан.

Я почувствовал, как меня пронзило разрядом сексуального желания.

– Мне тоже нравится смотреть по телевизору бокс, – продолжала она. – Я поклонница Бруно.

March

Пятница, 1 марта

Сегодня утром за завтраком я спросил Кавендиша, не поможет ли он мне перевезти вещи к миссис Хедж У него здоровенный семейный «вольво». Он ответил:

– Не могу придумать ничего, что я сделал бы с большей радостью, Ади.

Он предложил перевезти меня немедленно, но я сказал:

– Завтра утром будет в самый раз. Некоторым из нас нужно все-таки работать.

Кавендиш рассмеялся:

– Так ты, значит, считаешь, что преподавать лингвистику – занятие, недостойное мужчины, так, Ади?

Я ответил:

– Да, собственно говоря, так я и считаю. Сомневаюсь, что работа для вас – понятие существительное.

– Как профессор лингвистики, – рявкнул он, – могу тебя заверить, что «работа» в самом деле – имя существительное. – Он потянулся к пепельнице, его халат распахнулся, явив ссохшиеся соски и седые, свалявшиеся волосы на груди. Меня чуть не вырвало. Едва смог проглотить свои хлопья с отрубями.

Вернул в ателье портативный телевизор. По возвращении написал Пандоре стихотворение и подсунул ей под дверь. Моя последняя отчаянная попытка соблазнить ее и отвлечь от Кавендиша.

ПАНДОРА! ДОЗВОЛЬ!

Стихотворение А. Моула