Читаем Адриан. Золотой полдень полностью

Я перебил архигалла и попросил объяснить, каким образом намерение принести в жертву шестилетнего мальчика связано со служением великой Астарте? Не является ли подобное злодеяние местью, никак не связанной с благородным стремлением умилостивить Астарту? Но, главное, какому именно высокопоставленному лицу Лалага нанесла увечье и что это за увечье?

Архигалл вспылил!

Видал бы ты, господин, с каким пафосом он начал настаивать на своем праве требовать то, требовать это. Вопрос о характере увечья, нанесенного Лалагой, он как бы не слышал.

Азиаты окончательно охамели, господин.

Пора поучить этих торговцев святостью, этих мошенников, дурманящих безграмотных варваров различными чудесами и ужасами, вроде того, который должна была испытать Лалага, наблюдая, как ее малыша прокалывают длинным узким кинжалом и выдавливают из него кровь. Пришлось позвать легионера из охраны, чтобы он научил посетителя вежливости.

Легионер хорошенько врезал спесивому старику рукоятью меча по затылку. Надеюсь, теперь он запомнит на всю жизнь, как надо разговаривать с секретарем императора.

Усмиренный легионером, архигалл рассказал, что Лалага была доверена великая честь снять потребность в женщине у некоего высокопоставленного лица. Я попросил уточнить, кто это высокопоставленное лицо?

Жрец ответил — это мой старший сын.

Я поинтересовался, является его сын жрецом храма, входит ли в руководство общины, и имеет ли право на подобное облегчение плоти? Жрец признался, что сын живет в поместье и формально не имеет отношения к храму, но ведь он сам — верховный жрец, и его ценные указания не могут оспариваться теми, кто дал обет до конца жизни не щадя себя служить великой Астарте

Утверждение само по себе спорное, но я не стал перебивать жреца. Я был заинтригован, какой именно вред здоровью такая, в общем‑то, хрупкая женщина, как Лалага могла причинить здоровому и сильномогучему детине, каким является сын главного жреца.

Ответ оказался на редкость прост — она откусила негодяю фасцинус!

Да — да, господин, именно его, напряженный детородный орган, священный символ Приапа!.. Я не сразу понял, о чем идет речь, посчитал объяснение архигалла шуткой, но как выяснилось, это была сущая правда. Откусила напрочь, когда тот попытался в грубой форме овладеть ею.

Теперь, мой господин, ты вполне можешь оценить, какие трудности мне предстояло преодолеть, чтобы сохранить спокойствие в провинции Сирия, ведь архигалл предупредил, что будет жаловаться твоему величеству. Господин, прими во внимание, что сын архигалла не имел никакого юридического права требовать удовлетворения такого рода потребности от штатной сотрудницы великого храма Астарты в Гиерополе».

Лупа не удержался от хохота. Прибежала молоденькая рабыня и поинтересовалась, как господин чувствует себя?

Она попыталась вытереть пот со лба, но Лупа не дался и, невзирая на боль в боку, повалил рабыню на кровать и принялся мять ее и щупать. Сначала сильно, потом все ласковей и нежней. Когда же она прошептала, что ему нельзя, что он должен быть осторожен, иначе снова начнется кровотечение, он овладел ею.

Уже ночью молодой человек сполз с постели и поднял опрокинутый в пылу борьбы столик, на котором лежали государственный бумаги. Он собрал их, последним взял письмо императора и дочитал последние строки

«…теперь, Лупа, тебе должно быть понятно, какое неприятие вызывает у меня сама мысль о том, что мне придется уступить чудовище этому тугодуму Лонгу.

В рамках данного мной обещания меня удерживает исключительно осторожность и страх прикоснуться к этому беспутному порождению Аида. А хотелось бы рискнуть — посягнет она или нет на мой талисман, теперь уже императорский, если я решусь незаконно воспользоваться ее красотой? Держу пари, что посягнет, но это к слову. К тому же подобные забавы трудно назвать достойными цезаря.

С другой стороны, мне страшно интересно, чем кончится любовное увлечение седовласого похотливого козла к той, кто не погнушалась расправиться с негодяем? Поверь, окончание этой истории интересует меня куда сильнее, чем необходимость защищать свою жизнь и управлять миром.

Между тем Аттиан без конца твердит о казнях…»

Лупа вернулся к постели, откинул покрывало и долго, с интересом разглядывал прелестное, доверительно посапывающее в постели существо, называемое женщиной. Она была необыкновенно хороша, но еще более желанной это существо показалась вольноотпущеннику, когда, почувствовав его взгляд, проснулась, смутилась и спрятала голову под подушку, оставив все остальное на пристальное разглядывание.

Таковы все женщины, вздохнул молодой человек и, позабыв о боли в боку, навалился на рабыню.

Глава 5

Адриан не появился в столице ни в канун декабрьских ид, ни в Сементивы. Через несколько дней Город встревожили наступившие сильные холода. Лужи по утрам начали покрываться коркой льда, с Тибра поползли мерзкие, пронизывающие до костей туманы. Поеживаясь и согреваясь у жаровен, горожане сразу вспомнили о предсказании гаруспиков, предсказавших суровую, чреватую многими бедами зиму.

Ее долго ждали, она пришла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Золотой век (Ишков)

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза