— Да, травы говорят все, если умеешь их понимать. У людей есть книги, они там записывают свои мысли с помощью букв. Божья книга — это природа, и мысли Господа запечатлены там с помощью растений. Надо лишь уметь читать. Как я. Мать научила меня разбирать письмена цветов.
Лицо ее омрачилось.
— Ну вот! Опять те же слова! — прошептала она. — Тот, кто вечно приходит, когда его не ждут, — человек беды. Великой беды… Зачем только я привела его в дом? А что же другой? Будет ли его появление менее гибельным?
Милая, бедная девочка, выходит, она уже успела полюбить его!
— Да нет же! — сердито перебила ее Христиана. — У тебя глупые, злые цветы!
— И он, — продолжала Гретхен, не замечая, что ее прервали, — ах, как он любит Христиану!
— Который из цветов говорит это? — с живостью спросила Христиана. — Вон та мальва? Какая хорошенькая!
Гретхен продолжала, не выходя из своего таинственного состояния:
— Они молоды. Они любят друг друга. И они добры. Вот три причины, из-за которых им суждено стать несчастными. Да, все тот же ответ. Но вот здесь… да, это что-то новое!
— Что же? — поторопила ее Христиана с невольным беспокойством.
— Такого у меня до сих пор еще ни разу не получалось. Вот здесь видно, что они соединяются, но их союз внезапно расторгнут, почти тотчас же. И вот что странно, эта разлука не означает смерти, а между тем они продолжают любить друг друга. Долгие годы одиночества, они вдали друг от друга, разлучены и живут будто чужие. Что бы это могло значить?
Охваченная тревогой, девушка склонилась над цветами. Но тут какая-то тень, заслонив солнце и скользнув по поверхности каменного стола, легла на разложенные травы.
Христиана и Гретхен, вздрогнув, оглянулись.
Перед ними стоял Самуил.
При виде Христианы он изобразил крайнее изумление.
— Простите, что помешал, — произнес он. — Я пришел просить у Гретхен оказать мне услугу. Она ведь знает в этом лесу каждый кустик, а я только что подстрелил дичь вон в той чаще.
Гретхен содрогнулась, а Самуил продолжал:
— Притом я уверен, что рана очень серьезна. Я подарю Гретхен один фридрихсдор, если она поможет мне найти место, куда моя дичь спряталась, чтобы умереть. Она исчезла неподалеку от Адской Бездны.
— Это была лань? — дрожа, спросила Гретхен.
— Да. Белая с серыми пятнами.
— Я же вам говорила! — закричала Гретхен, обращаясь к Христиане.
И она умчалась как стрела.
Озадаченный столь внезапным исчезновением девушки, Самуил посмотрел ей вслед, заметив про себя:
«Черт возьми, мне везет даже больше, чем я рассчитывал! Вот мы и наедине с Христианой».
XXII
ТРИ РАНЫ
Христиана хотела было последовать за Гретхен, но Самуил сказал ей:
— Прошу прощения, фрейлейн, что я вас задерживаю, но мне необходимо поговорить с вами.
— Со мной? — спросила Христиана отчужденно.
— С вами, — повторил он. — Позвольте задать вам без предисловий и околичностей один вопрос, который меня занимает со вчерашнего дня. Вы ненавидите меня, не так ли?
Христиана покраснела.
— Ответьте просто и открыто, — продолжал он, — не бойтесь меня оскорбить. Мне нравится, когда меня ненавидят. А почему, я вам сейчас же готов объяснить.
— Сударь, — отвечала Христиана взволнованным голосом, с трудом подбирая нужные слова, — вы гость моего отца и до сих пор не сказали и не сделали ничего такого, что могло бы стать причиной моей враждебности к вам. К тому же, как христианка, я стараюсь ни к кому не питать зла.
Пока девушка, робко потупив взор, говорила все это, Самуил не сводил с нее своих жгучих, пронзительных глаз. Когда она умолкла, он сказал:
— Я не слушал ваших слов, я смотрел на ваше лицо. Оно было искреннее вашего ответа. Вы определенно настроены против меня; не знаю, можно ли тут говорить о ненависти в полном смысле слова, но это явная неприязнь. Ну же, не отрицайте! Я вам повторяю, что это меня нисколько не обижает. Скорее подзадоривает.
— Однако, сударь!..
— Я предпочитаю ненависть равнодушию, гнев — забвению, борьбу — небытию. Видите ли, вы очень хороши, а для мужчины моего склада женская красота сама по себе уже в некотором роде вызов. Есть в ней нечто такое, что влечет и будоражит сердца, которым ведома тщеславная жажда победы. Мне еще не приходилось встречать красотку старше шестнадцати лет, не испытав при этом пьянящего искушения заполучить ее. Вот только времени у меня маловато, так что по большей части я подавляю этот соблазн. Но на сей раз искушение вдвойне привлекательно. Вы оказываете мне честь, почтив меня своей ненавистью. Ваша красота и ваше отвращение — это уже двойной вызов. Вы объявляете мне войну. Что ж, я принимаю бой!
— Но из чего вы заключаете, что я…