Адская бездна. Бог располагает

Король и королева Саксонии готовятся к выезду навстречу императору Наполеону. Город последует примеру своего короля: толпа, разбухшая оттого, что в нее вольется все население округи на двадцать льё кругом, выйдет встречать великого человека. Здесь будет полчище князей и королей, мешанина мантий, сутолока венценосных голов. Что до простонародья, оно в ослеплении восторга, его переполняет энтузиазм. Наполеон оглохнет от приветственных воплей. В театре готовится постановка пьесы, соответствующей обстоятельствам, где его обожествляют. Король прочел ее в рукописи и пожаловал автора орденом. Все места в зрительном зале раскуплены заранее…»

– Довольно! – оборвал председательствующий. – Отвратим взоры от постыдного зрелища, оскорбительного для нашей страны. Вот как Германия раболепно приветствует своего господина! Она лижет стопы тому, кто своим каблуком наступил ей на лицо! Этот человек отправляется на войну так, как если бы уже возвращался с победой: он справляет триумф заранее, уверенный, что победит!

Помолчав, председательствующий добавил не без гордости:

– Но есть еще мы. Еще существует Союз Добродетели.

Он повернулся к другому из Семи:

– Расскажи нам, каково нынешнее состояние Тугендбунда.

– Увы! – отвечал тот. – Наши собратья во всех концах страны совсем пали духом. Всенародный восторг, сопровождающий каждый шаг завоевателя, кажется им доказательством того, что само Провидение избрало этого человека, подняв его из безвестности, дабы возвысить над всем миром. Их души цепенеют от суеверного страха. Многие присылают прошения о выходе из рядов нашего Союза. Почти все верят, что Бог на стороне Наполеона и сопротивление ему нечестиво…

– Это довершает общую картину, – произнес предводитель. – Итак, повсюду трусость, бессилие, готовность отступить. Нет никого, кто спас бы честь свободного человеческого духа, не склонив головы среди всеобщей прострации. Все пресмыкаются. При едином звуке шпор тирана, шествующего мимо, все эти гордые храбрецы леденеют от страха и валятся на брюхо, позволяя, чтобы он топтал их, и не смеют при этом даже издать стон. Ах! Неужели Германия действительно такова? Должны ли мы отречься от нашей независимости? Следует ли нам отказаться от борьбы и заявить: если вы хотите быть рабами, что ж, воля ваша! Неужели никто так и не восстанет – один за всех? Или в этом мире совсем не осталось мужчин?

Едва председательствующий успел закончить эту удручающую речь, как где-то над его креслом послышался слабый звон колокольчика.

– Что там за шум? – спросил один из Семи.

– Это наш хозяин, Самуил Гельб, – сказал председательствующий. – Он просит позволения войти.

– Пусть войдет, – послышались голоса. – Может быть, он принесет нам какое-нибудь утешительное известие.

Предводитель позвонил в колокольчик.

– Я говорил, что мы нуждаемся в мужественном человеке, – сказал он. – Кто знает, возможно, Господь внял моему желанию? Самуил Гельб – истинный боец, твердый и волевой. Он мог бы стать тем защитником, который нужен родине и свободе.

LXVI Самуил стремится подражать Иисусу Навину

Минуту спустя Самуил вошел в тайную залу, где заседал совет Тугендбунда.

Он отвесил глубокий поклон и застыл в ожидании вопросов предводителя.

– Самуил Гельб, у вас есть для нас какие-либо сообщения? – спросил тот.

– Есть, – отвечал Самуил.

– Говорите. Что вам известно? Что вы можете сделать?