– Что «но»?.. Мой приговор таков: Мюльдорф должен выдать тебе расписку о погашении твоего долга и, сверх того, в качестве возмещения за убытки выложить крупную сумму. Тебе это подходит?
– Еще бы! Это просто великолепно. Но ты, должно быть, шутишь?
– А вот увидишь. Подай-ка сюда все что нужно для письма.
Трихтер смущенно почесал в затылке.
– Ну же! – повторил Самуил. – Чем мне писать?
– Видишь ли, – промямлил он, – у меня тут ничего такого нет. Ни чернил, ни пера, ни бумаги.
– Так позвони. В гостинице, должно быть, все это найдется.
– Не уверен, это ведь постоялый двор для студентов. Я, впрочем, никогда не спрашивал подобных вещей.
На звонок Трихтера явился слуга. Когда он сбегал за письменными принадлежностями и принес их, Самуил велел ему подождать и, присев к столу, написал следующее:
– Кому письмо? Мюльдорфу? – спросил Трихтер.
– Ему.
– А что ты ему пишешь?
– В своем роде предисловие. Так сказать, пролог комедии. Или драмы.
– А-а-а! – протянул Трихтер, удовлетворенный, несмотря на то что ровным счетом ничего не понял.
Самуил запечатал послание, написал адрес и передал письмо слуге:
– Поручите это первому встречному стервятнику[8]
, пусть отнесет. А вот ему монетка за труды. Да не велите ему говорить, от кого он получил это письмо.Слуга ушел.
– А теперь, Трихтер, сию же минуту ступай к Мюльдорфу, – распорядился Самуил.
– Зачем?
– Чтобы заказать себе костюм.
– Но он же потребует от меня денег!
– Само собой, черт возьми! И тогда ты пошлешь его к дьяволу.
– Гм! Он, чего доброго, обозлится не на шутку, если я стану измываться над ним у него же в доме.
– А ты в ответ станешь оскорблять его, чтобы вконец вывести из терпения.
– Однако…
– Что такое? – сурово оборвал его Самуил. – С каких это пор мой дражайший лис позволяет себе возражения, когда его сеньор изволит говорить с ним? Когда я управляю тобой, тебе нет нужды рассуждать самому: если ты и не видишь, куда я тебя веду, на то есть мои глаза. Отправляйся к Мюльдорфу, веди себя с ним донельзя грубо и нагло и моли Бога, чтобы он на этот раз не удержался от того жеста, который он однажды чуть было не позволил себе.
– Неужели я должен стерпеть подобное оскорбление? – простонал уязвленный Трихтер.
– Ну, зачем же! На сей счет ты волен действовать, повинуясь зову сердца, – подбодрил его Самуил.
– Тогда все в порядке! – вскричал Трихтер, охваченный воинственным пылом.
– Захвати с собой трость.
– Это уж непременно!
«Так начинаются все великие войны! – сказал себе Самуил. – И всегда из-за женщины! Христиана может быть довольна».
XXXIX
А что он мог, один против троих?
Пять минут спустя Трихтер уже входил к Мюльдорфу, сдвинув шляпу набекрень, чванливый, готовый к ссоре и заранее разъяренный тем крайне неучтивым приемом, который он имел все причины ждать от портного.
Мюльдорф встретил его с самой любезной улыбкой.
– Соблаговолите же присесть, дорогой мой господин Трихтер! – воскликнул он. – Рад вас видеть!
– Рады? – спросил Трихтер. – Да вы знаете ли, что привело меня сюда?
– Догадываюсь, – отвечал портной, потирая руки.
– Я пришел заказать себе полный костюм.
– Чудесно. К какому сроку он вам требуется?
– Немедленно, – заявил Трихтер, обескураженный приветливостью портного, тщетно пытаясь сообразить, что происходит. – Чего вы копаетесь? Снимите с меня мерку.
Портной повиновался со всей возможной предупредительностью. Закончив, он сказал:
– В субботу костюм будет готов.
– Хорошо. Пришлете мне его с посыльным, – распорядился Трихтер, направляясь к двери.
– Вы уходите? – удивленно спросил Мюльдорф.
– А с чего бы мне здесь оставаться? – в свою очередь удивился Трихтер.
– Я и не прошу вас остаться. Но надеюсь, что вы мне кое-что дадите.
– Что именно?
– Флоринов сто в счет заказа.
– Добрейший Мюльдорф, – возразил Трихтер, – вы сегодня были со мной слишком любезны и слишком мило снимали с меня мерку, чтобы я мог ответить вам так, как уважающий себя студент должен отвечать на столь пошлые требования. Воспоминания о костюмах, которые вы успели мне сшить за последние семь лет, и предвкушение удовольствия от того нового, что вы обещали изготовить к субботе, побуждают меня сдержать законное возмущение. Я вас прощаю.
– Простите и платите, – сказал Мюльдорф, протягивая руку.
Трихтер с чувством пожал руку портного.
– Если угодно, могу отплатить вам рукопожатием, – заявил он. – Но денег у меня нет. Ни пфеннига.
И он шагнул к выходу.
Мюльдорф преградил ему путь.
– Ни пфеннига?! – закричал он. – А как же те пять сотен флоринов, что прислала ваша почтенная матушка?
– Пятьсот флоринов? От моей матери? – повторил Трихтер. – Ах, что за прелестная фантазия! Мюльдорф, у вас прорезалось остроумие.