Адская Бездна

— Он самый. Под тем предлогом, что он меня одевает уже семь лет, а я еще ни разу ему не заплатил, этот подлец прямо проходу мне не дает. В первые шесть лет, стоило ему предъявить мне счет, как я тотчас заказывал ему новый костюм, обещая потом заплатить за все разом. Но вот уже год, как он вообще отказывается на меня шить. Однако мошеннику и этого мало, он имеет наглость самым дерзким образом изводить меня. Третьего дня, когда я проходил мимо его лавки, этот нахал забылся настолько, что, выскочив и преградив мне дорогу, принялся орать на всю улицу, что якобы все платье, что на мне, принадлежит ему, потому что я за него не заплатил. Не ограничившись одними словами, он даже позволил себе такой жест, будто хотел своей кощунственной рукой ухватить меня за шиворот!

— Неужели он осмелился так обойтись со студентом? До такой степени пренебречь священными привилегиями Университета?! — вскричал Самуил.

— Будь покоен, — сказал Трихтер. — Мой надменный взгляд вовремя осадил зарвавшегося наглеца. Я прощаю его. Могу себе вообразить всю ярость этого сангвинического бюргера, осатаневшего от долгого и тщетного ожидания кругленькой суммы. Ведь он даже не может подать на меня в суд, поскольку университетский закон запрещает обывателям давать взаймы студентам. К тому же, как я уже сказал, его возмутительное намерение не было осуществлено.

— Но он пытался! Нет, это уже более чем намерение! — не унимался Самуил. — Необходимо, чтобы Мюльдорф был наказан.

— Да, конечно, оно бы неплохо, но…

— Что «но»?.. Мой приговор таков: Мюльдорф должен выдать тебе расписку о погашении твоего долга и, сверх того, в качестве возмещения за убытки выложить крупную сумму. Тебе это подходит?

— Еще бы! Это просто великолепно. Но ты, должно быть, шутишь?

— А вот увидишь. Подай-ка сюда все что нужно для письма.

Трихтер смущенно почесал в затылке.

— Ну же! — повторил Самуил. — Чем мне писать?

— Видишь ли, — промямлил он, — у меня тут ничего такого нет. Ни чернил, ни пера, ни бумаги.

— Так позвони. В гостинице, должно быть, все это найдется.

— Не уверен, это ведь постоялый двор для студентов. Я, впрочем, никогда не спрашивал подобных вещей.

На звонок Трихтера явился слуга. Когда он сбегал за письменными принадлежностями и принес их, Самуил велел ему подождать и, присев к столу, написал следующее:

«Любезный господин Мюльдорф,

Ваш доброжелатель рад сообщить, что Ваш должник Трихтер только что получил от своей матери пятьсот флоринов».

— Кому письмо? Мюльдорфу? — спросил Трихтер.

— Ему.

— А что ты ему пишешь?

— В своем роде предисловие. Так сказать, пролог комедии. Или драмы.

— А-а-а! — протянул Трихтер, удовлетворенный, несмотря на то что ровным счетом ничего не понял.

Самуил запечатал послание, написал адрес и передал письмо слуге:

— Поручите это первому встречному стервятнику[8], пусть отнесет. А вот ему монетка за труды. Да не велите ему говорить, от кого он получил это письмо.

Слуга ушел.

— А теперь, Трихтер, сию же минуту ступай к Мюльдорфу, — распорядился Самуил.

— Зачем?

— Чтобы заказать себе костюм.

— Но он же потребует от меня денег!

— Само собой, черт возьми! И тогда ты пошлешь его к дьяволу.

— Гм! Он, чего доброго, обозлится не на шутку, если я стану измываться над ним у него же в доме.

— А ты в ответ станешь оскорблять его, чтобы вконец вывести из терпения.

— Однако…

— Что такое? — сурово оборвал его Самуил. — С каких это пор мой дражайший лис позволяет себе возражения, когда его сеньор изволит говорить с ним? Когда я управляю тобой, тебе нет нужды рассуждать самому: если ты и не видишь, куда я тебя веду, на то есть мои глаза. Отправляйся к Мюльдорфу, веди себя с ним донельзя грубо и нагло и моли Бога, чтобы он на этот раз не удержался от того жеста, который он однажды чуть было не позволил себе.

— Неужели я должен стерпеть подобное оскорбление? — простонал уязвленный Трихтер.

— Ну, зачем же! На сей счет ты волен действовать, повинуясь зову сердца, — подбодрил его Самуил.

— Тогда все в порядке! — вскричал Трихтер, охваченный воинственным пылом.

— Захвати с собой трость.

— Это уж непременно!

«Так начинаются все великие войны! — сказал себе Самуил. — И всегда из-за женщины! Христиана может быть довольна».

XXXIX А ЧТО ОН МОГ, ОДИН ПРОТИВ ТРОИХ?

Пять минут спустя Трихтер уже входил к Мюльдорфу, сдвинув шляпу набекрень, чванливый, готовый к ссоре и заранее разъяренный тем крайне неучтивым приемом, который он имел все причины ждать от портного.

Мюльдорф встретил его с самой любезной улыбкой.

— Соблаговолите же присесть, дорогой мой господин Трихтер! — воскликнул он. — Рад вас видеть!

— Рады? — спросил Трихтер. — Да вы знаете ли, что привело меня сюда?

— Догадываюсь, — отвечал портной, потирая руки.

— Я пришел заказать себе полный костюм.

— Чудесно. К какому сроку он вам требуется?