Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Большаков приступил к должности в Главном разведывательном управлении (ГРУ), разведывательной службе Советской армии, после двух лет работы сначала устным переводчиком с финского языка, а затем дивизионным офицером разведки. Вернувшись в 1943 году в Москву с Северо-западного фронта, он в течение семи лет учился в школе военной разведки. Даже во время войны против гитлеровской Германии система обучения в ГРУ оставалась неизменной. После сдачи экзаменов Большакова направили на 3-годичную учебу в Высшую разведшколу Генерального штаба, затем он был переведен в Военно-дипломатическую академию Советской армии, где работал до 1950 года{22}.

В 1951 году Большаков, прекрасно владевший английским, был направлен в свою первую командировку в Вашингтон. Очевидно, в качестве сотрудника ТАСС от Большакова ожидали расширения источников информации в максимально возможной степени. Соперничающие ведомства ГРУ и КГБ использовали ТАСС как «крышу». Большаков занимал офис ТАСС вместе с несколькими офицерами КГБ и «чистыми» журналистами.

Первая командировка длилась четыре года. В 1955 году ГРУ отозвало Большакова и перевело его в штат министра обороны маршала Г.К.Жукова. В личном деле его должность называлась «офицер по особым поручениям». Скорее всего, Большаков был офицером разведки при Жукове в период венгерских событий и Суэцкого кризиса 1956 года. Опала Жукова в 1957 году прервала карьеру Большакова. Продвижение по служебной лестнице застопорилось, и Большаков оказался в отделе по делам ветеранов ГРУ{23}.

В конце 50-х годов карьера Большакова вновь пошла в гору. Ее подъем стал результатом дружбы с зятем главы государства, мужем Рады Хрущевой Алексеем Аджубеем. Тогда бытовала поговорка: «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей». Большаков познакомился с Аджубеем, когда работал у Жукова. Это знакомство дало Большакову новый шанс поработать в США, а также предопределило его роль посредника между Хрущевым и Джоном Кеннеди{24}.

Большаков познакомился с американским журналистом Франком Хоулменом, корреспондентом нью-йоркской газеты «Дейли ньюс» в 50-х годах во время своей первой командировки. Они были ровесниками. Хоулмен приобрел известность, освещая деятельность Никсона на слушаниях Комиссии по антиамериканской деятельности палаты представителей по делу Элджера Хисса в 1948 году. С этого времени Хоулмен стал известен как человек Никсона. После инцидента Чекере в 1952 году, связанного с якобы секретным избирательным фондом Никсона, «Дейли ньюс» откомандировала Хоулмена на освещение избирательной кампании вице-президента. Хоулмен был постоянно при Никсоне, он исколесил с ним всю страну. В 1956 году он вновь был прикомандирован к Никсону. В ходе трудной избирательной кампании он хорошо узнал Никсона и после выборов был одним из немногих журналистов, допущенных в личный офис Никсона на Капитолийском холме.

В начале 50-х годов Хоулмен стал Председателем Совета Национального пресс-клуба, что привлекло к нему внимание советской разведки. В апреле 1951 года чешское правительство наделало много шума, арестовав по обвинению в шпионаже всех сотрудников пресс-бюро «Ассошиэйтед пресс» в Праге, в том числе его шефа Уильяма Натана Оутиса. Впервые за время холодной войны в восточном блоке были задержаны западные журналисты. После «признания» Оутиса и вынесения ему приговора 10 лет лишения свободы в конгрессе раздавались голоса, призывающие выслать всех корреспондентов ТАСС из США. Если бы конгресс пошел на это, то советская разведка лишилась бы ценной «крыши», хотя Москва, несомненно, нашла бы другую. Тем временем Национальный пресс-клуб осудил действия Чехословакии и рассмотрел возможность лишения всех советских журналистов аккредитации. Хоулмен, председатель Совета, выразил несогласие. Он хотел, чтобы Клуб оставался открытым для всех, «кто хочет обмениваться ложью»{25}.

После этого советские представители нашли подход к Хоулмену и попросили его помочь новому пресс-атташе Александру Зинчуку вступить в Национальный пресс-клуб. Хоулмен согласился, и советское посольство выразило ему признательность за это, пригласив на завтрак. Там Хоулмен познакомился с Георгием Большаковым. Большаков понравился Хоулмену, и они стали периодически встречаться: офицер советской разведки — чтобы держать руку на пульсе американской политики, а Хоулмен — чтобы быть в курсе того, что маячит за фасадом официальной политики Кремля.

Большакову нравился Хоулмен. Незадолго до своей смерти в 1989 году Большаков писал: «Мы дружили семьями, часто ходили друг к другу в гости»{26}. Подобно удачному бизнесмену, который знает, как совмещать приятное с полезным в гольф-клубе, Большаков был уверен в себе и легко общался со своими информаторами. Это выделяло его из советской колонии Вашингтона{27}.