Адская машина

Миратов был убежден, что именно здесь, в Дагестане, проходит передний край борьбы с терроризмом, войны жестокой, коварной, не знающей правил. А против террора эффективны только два лекарства: пули и пытки. Все остальное лирика и чистоплюйство.

Колчин появился в тот момент, когда Миратов изучал содержимое верхнего ящика стола. Колчин сел у стены на табурете, закинул ногу на ногу. Этот день казался Колчину безумно длинным, как и всякий тяжелый, неудачный день. И конца ему не было видно.

— Разрешите идти? — спросил Миратова прапорщик Дроздов.

— Не разрешу, — покачал головой майор. — Бери табурет, садись к столу. Будешь протокол вести. А то Латыпов отпросился мать встретить. Поехал на вокзал. Вернется только часа через три-четыре. Тогда я тебя отпущу.

Дроздов обреченно вздохнул, но приказание выполнил. Присел к краю стола, придвинул к себе чистые листки протоколов. Он волновался, как мальчишка перед первым свиданием.

Дело в том, что прапорщик не выносил вида крови, он никогда не присутствовал на допросах, да и пистолет держал в руках всего несколько раз в жизни. В том полку, где Дроздов проходил срочную армейскую службу, солдат и близко не подпускали к оружию и боеприпасам.

В средней школе милиции он освоил специальность автослесаря и научился крутить баранку машины. Позднее по знакомству устроился водителем в городское управление ФСБ, на этой работе он не видел ничего, кроме дороги и своего непосредственного начальника майора Миратова.

Майор задал Анисимову несколько общих анкетных вопросов и перешел к делу. Личность задержанного, его настоящее имя и биография интересовали майора меньше всего на свете. По всему видно, что в банде Хапалаева Анисимов был мелкой сошкой. Миратова заботил тот единственный человек, что остался в живых и теперь гуляет на свободе.

— Как звали людей, пытавшихся скрыться на «Ниве»? Кто они? Откуда приехали? С каким заданием?

Анисимов минуту молчал, ощупывая языком десны. После тумаков, полученных от ребяток Миратова, передние зубы качались, а десны кровоточили. Анисимов сглатывал солоноватую слюну, жалея об одном: прошлой ночью фокус со взрывом гранат и газового баллона не удался. Должен был получиться. И вдруг облом.

— Одного звали Гиви Муладзе, — сказал Анисимов. — Он из Батуми, грузин. Он был на побегушках: пойди, принеси, подай... Как звать второго чувака, не знаю. Слышал только его кличку — Стерн. Он был старшим в нашей группе.

— Старшим ведь был Хапка? — поправил арестанта Колчин со своего места.

— Нет. — Анисимов покачал головой. — Старшим был Стерн.

— Стерн, — хмыкнул Колчин. — Странная кличка. Будто англичанин какой!

— Как его настоящее имя? Национальность? — Миратов стал включать и выключать настольную лампу, направив свет в лицо Анисимова. — Ну! Имя? Национальность?

— Кажется, русский. Он говорил по-русски чисто, без акцента. Имени не знаю. Клянусь.

— Чем клянешься? — Миратов давил и отпускал кнопку настольной лампы. — Малыми детьми или смертельно больной женой? Смотреть в глаза!

— Его называли только по кличке: Стерн, — повторил Анисимов.

— Ваше задание? Кто отдавал команды? Кто хозяева?

— Задание знал только Стерн, — ответил Анисимов. — Он ждал сигнала к началу операции. Мы все, включая Хапку, были только исполнителями. И ознакомиться с заданием должны были уже по ходу дела. Стерн затевал что-то серьезное...

— Диверсию? Взрыв жилого дома? Поджог? Отравление источников питьевой воды?

— Возможно. Точно не знаю.

— Кто тебя нанимал? Где? При каких обстоятельствах?

— Я нашел эту работу через своего знакомого. Мы вместе воевали в Абхазии, его зовут Тимур Делба. Он свел меня с человеком, которой назвался Игорем. Мой друг — инвалид, противопехотной миной у него оторвало ступни обеих ног. А то он сам подписался бы на это дело. Мне выдали двадцать тысяч долларов аванса. По завершении дела обещали еще пятьдесят тысяч зеленых.

— Ого, — майор присвистнул. — Значит, дело стоило таких денег. Значит, затевалось что-то из ряда вон... Что ты еще можешь вспомнить об этом Стерне?

— Ничего. Только кличку.

— Сколько ему лет? — спросил Колчин. — Опиши его. Что за татуировки на его правой руке? Особые приметы?

— Особых примет не имеется, — ответил Анисимов. — Только эти наколки. Русые волосы. Глаза голубые. Морда смазливая, такие мужики бабам нравятся. На вид около сорока лет или чуть старше. Рост чуть выше среднего. На запястье выколота рука с ножом, скованная кандалами, и слово МИР: сокращенно — меня исправит расстрел. На плече — средневековый шлем.

— Шлем на плече — символ вора или гопника, — сказал Колчин. — Стерн из блатных?

— Не знаю. Он по фене не ботал. С нами мало разговаривал и запрещал трепаться друг с другом. Только по делу. По повадкам не поймешь, блатной он или фраер порченый.

Миратов снял телефонную трубку, набрал трехзначный номер внутренней связи. Теперь нужно убедиться, что Анисимов не соврал, а сказал правду. Говоря казенным языком, нужно закрепить показания.

— Доктор, немедленно сюда, — прокричал Миратов в трубку. — Нужна ваша помощь. Человек просит, чтобы ему помогли. Освежили, так сказать, память.