Адская машина

Ресторан мало чем напоминал своих городских собратьев по названию -столовая и столовая, только по вечерам здесь подавались и спиртные напитки. Тогда здесь было не протолкнуться, пили за столами, на подоконниках, в коридоре, вестибюле, на лестнице. Что нельзя было выпить здесь, уносили с собой...

Сейчас пока была тихо, только за двумя-тремя столиками виднелись посетители, явно командировочные. Степанов и Павел сели у окна и стали тоскливо поджидать официантку, одну-единственную на весь зал.

-- Я пишу на сельхозтемы, вот и решил с вами познакомиться, хотел даже к вам домой ехать, но вот так получилось...

-- А что вас интересует, я ведь фермер без году неделя и успехов пока особенных нет. Взял бычков, откормил, продал -- вот и вся работа.

-- Мне не хотелось бы писать о вашем хозяйстве, о вашей работе, меня интересует ваша политическая позиция, философская...

-- Ого, куда вас потянуло. Это не ко мне, какая у меня философия, я уже рассказал вам только что: откормил -- продал, вот и все.

-- Слышал я, что вы враг колхозов и здесь я с вами полностью солидарен.

-- Скажите, сколько лет вы пишете на эту самую сельхозтему?

-- Я, можно сказать, ветеран -- лет пятнадцать по районам мотаюсь.

-- Ну, вот, а теперь другой вопрос: давно ли вы стали таким врагом колхозов?

-- Ну, это демагогия. Некорректный вопрос, сами понимаете, какое время было.

-- А какое было? Такое же. Для вас ведь ничего не изменилось: вы как ели хлеб, мясо, картошку из магазинов, так и едите... А вы не задумались над тем, почему вы за мной охотитесь, как эа редким зверем? Потому, что я и есть пока очень редкий зверь. Мало пока нас, фермеров.

-- Колхозы мешают...

-- А чем это колхоз мне помешать может? Председатели, начальники -- эти могут, да и то не все. Колхозы разломать можно очень быстро. Согласен, они народ плохо кормят. И распускать их надо, но как? Вот когда мы, фермеры, станем по-настоящему на ноги, тогда делайте с ними, что угодно.

-- Честно скажу, не ожидал я от вас таких реакционных, прямо скажем, взглядов...

-- Лгать грешно, но еще более страшный грех -- говорить правду. Человек стал человеком только потому, что научился лгать, а значит испытал, что такое радость и забвение. С тех пор человечеству всегда хочется радости. А какая радость от той правды, которая идет с экрана телевизора? Пара таких вот правдолюбцев может погубить в сто раз больше людей, чем армия лжецов. Посмотрите внимательней вокруг и вы увидите эти жертвы...

-- Странная у вас философия, прямо какой-то Лука из пьесы Горького... Как вы можете оправдывать все, что творится у нас?

-- Ничего вы, однако, не поняли и не поймете. Страну спасут обыкновенные человеческие чувства: любовь, сострадание, дружба, долг, наконец... Хотя мы это уже проходили: я -- должен, ты -- должен... Никому я ничего не должен.

Вам тоже могу посоветовать -- зарабатывайте побольше и не будете никому ничего не должны.

-- Как просто у вас, все свели к материальному благополучию.

-- А к чему еще сводить? Что вы делаете в жизни такого, чтобы вас это отличало от остальных людей. Как вы пишете, не знаю, не читал, а возраст уже не детский, значит пишете не очень, платят вам мало. Вот вы и ищете, чтобы еще разломать, чтобы стать знаменитым в одночасье, все вас любить будут, автографы просить. Нравится вам такая правда?

-- Какая же это правда, вы же совсем меня не знаете?

-- А вот так! Это моя правда и неважно, прав я на самом деле или нет. Моя и все тут. Вам, я вижу не нравится, а мне может не понравиться ваша, так что же делать? Вот и идет война разных правд, а страдают люди и кровь льется настоящая, людская...

-- Вы, я слышал, тоже воевали, ранены... Но ведь воевали за неправое дело, вмешивались в чужие дела, как же быть с этим? И, наверно, пенсию за это получаете, льготы имеете?

-- Вот вам и еще одна правда: война была преступная, участники тоже чуть ли не преступники: воевали не там, где надо -- эначит просто плохие люди. Одни, мол, протестовали против войны, а вы отправились воевать. Тоже правда. Только вам этого не понять никогда. Для этого надо было быть там...

Павел помолчал, заканчивая ужин, отодвинул тарелку, взял стакан с компотом, посмотрел на подозрительную жидкость и отставил в сторону.

-- Нет, дорогой товарищ Степанов, пишущий на сельхозтемы, пенсию я не получаю, льгот не имею, не заслужил. А деньги я зарабатываю, чего и вам желаю.

Положив на стол деньги, Павел Алексеевич, попрощался с журналистом кивком головы и пошел к выходу.

Семену уже надоело наблюдать за домом и двором Лемешонков. Алексей все еще возился с изгородью, жена часто выбегала во двор выбивать половики, ковры, выносила мусор... Уборка у нее. Мужик трудится, жена дом стережет. А фрайерок эабор чинит. Чини, чини, не поможет твой забор против настоящих воров... Главного не видать, но скоро будет: что-то те, во дворе, часто на часы посматривать стали и на дорогу. Пора начинать, но хотелось, чтобы они были в доме, хотя... Семен привстал на коленях.