Понятно. Но на клавиатуре я не скоро печатать смогу. Было хорошо. В комнате было светло, окно чуть приоткрыто, наполняя пространство свежестью. Посмотрела на часы, которые стояли на прикроватной тумбочке. Десять утра. На работу видимо никто не собирается.
— Ты есть хочешь? — почему — то спросила я. А что ещё делать? Спать не хотелось, а заняться чем — то надо было. Урчащий желудок предоставил мне такую возможность.
— Вызвать Валентину или закажем еду на дом? — поинтересовался он.
— Нет, — я молча встала и пошла к лестнице, зная, что он пойдёт следом.
Внизу было тихо. Я щёлкнула пультом и телевизор ожил, разгоняя давящую тишину. На кухне залезла в холодильник, стараясь сильно не нагибаться. Ревизия показала, что мы можем отлично позавтракать. Включила сенсорную плиту (кое — как в ней разобралась), поставила сковородку, налила масло и начала творить.
Демон сидел позади меня. Краем глаза видела, что он кому — то строчит смс. Наверное, по работе. Его так уволить могут, хотя…он же директор генеральный, он может на рабочем месте год не появляться и ему ничего не будет.
Через пятнадцать минут яичница с помидорами и сыром была готова.
— Приятного, — ставя перед ним тарелку, сказала я, усаживаясь с такой же тарелкой рядом. Он оторвался от телефона и удивлённо сначала посмотрел на тарелку, потом на меня. Что не так?
— Ты и на меня готовила? — удивлённо поинтересовался он, откладывая телефон в сторону, — Не стоило.
Я глянула в тарелку. Выглядит нормально.
— Не хочешь, как хочешь, — я потянула руку к тарелке, собираясь пододвинуть её поближе к себе, — Мне больше достанется.
— Не — не, — он тут же пододвинул завтрак к себе поближе, — Я имел в виду твою руку. Не стоило вообще готовить.
А, он из — за ранения моего боевого? Так что мне теперь с голода умирать? Да и рука левая.
— Не надо, — попросила я, — Со мной всё нормально.
Я не привыкла, чтобы обо мне заботился кто — то посторонний, в смысле мужчина. Папа — да, мама — да, Кирилл — уже нет. А тут и подавно. Чувствую себя слабой. А если он будет знать, что я слабая, то мною будет можно манипулировать. Нет, я сама знаю, что слабее меня вряд ли кого — то найти возможно, но об этом должна знать только я.
— Ничего нормального я не вижу, — тут же возразил он, принимаясь за еду, — Ты попала в руки к садистам и виноват в этом я.
Я сглотнула.
— Не виноват ты ни в чём, — хмурясь, отозвалась я, — Кристабель…он пришёл той ночью за мной, и я сама пошла с ним. Зла на тебя была сильно, вот и решила воспользоваться шансом.
— Мне не нужно было оставлять тебя одну, — серьёзно сказал муженёк, — Хотел, чтобы ты осталась наедине со своими мыслями и обдумала сложившуюся ситуацию.
Ну, он хотя бы не винит во всех смертных грехах меня. Пытается оправдать мои косяки. Спасибо ему за это.
— Я обдумала, — хмыкнула я, продолжая есть.
— Побег любой ценой? — вскинул он брови. Так, кажется, мы начинаем выяснять отношения.
— Пластическая операция и билет в один конец до Нью — Йорка слегка греют мне душу, — криво усмехнулась я. А что? Там народу выше крыши и найти меня будет ну очень сложно. Я успею посмотреть город, вляпаться в какую — нибудь историю и со спокойной душой идти сдаваться к демону. В данной ситуации свалить куда — нибудь звучит заманчиво.
— Ты готова лечь под нож, только чтобы меня не видеть? — он отложил вилку, — Это уже слишком.
Началось.
— Почему ты ставишь вопрос именно так? — я тоже отставила тарелку, — Я готова изменить себя, чтобы твои — мои враги больше не смогли повторить то, что они уже сделали! Ты вечно думаешь только о себе, эгоист.
Его жёсткий взгляд заставил меня пожалеть о сказанных словах. Он пришёл за мной. Хотя я ещё даже не знаю, что он отдал за мою свободу. С другой стороны, ему же тоже больно было….
Он встал. Я почему — то испугалась. Он так глянул на меня, что мне мгновенно стало стыдно. Молча, обошёл меня и ушёл в спальню. Вот и поговорили.
Весь день я провела перед телевизором. Ничего интересного не было, и я просто переключала каналы, пытаясь развлечь себя. А самое поганое было то, что я не могла лечь на спину. Она болела и саднила. Повязка не спасала. Поэтому мне приходилось лежать на боку или на животе. Зато к вечеру на меня напал зуд. Спина чесалась, и я просто с ума сходила от этого. В конце концов вскочила и, тихо ругаясь, пошла на поиски ножниц.
Сняв рубашку, попыталась как — то ослабить плотные бинты, чтобы осторожно срезать их, но мне это не удавалось.
Прошло минут двадцать, и я уже чуть ли не плача, пыталась руками порвать тугую повязку. Она закрывала грудь и половину живота, и я знала, что раны на спине глубокие, но всё — равно не оставляла попыток избавиться от тряпок и наконец — то почесаться!
— Позволь мне, — раздалось сзади.
Я тут же замерла. Чёрт, на мне кроме повязки и нижнего белья ничего нет! Блин!
— Нет — нет, я сама, — тут же забубнила я, силясь порвать тугие бинты, — Спасибо.
Но ножницы у меня всё же забрали. Я уже поняла, что он не уйдёт, пока не сделает то, что задумал.