Высказывание Кругмана о том, что экономическое развитие Южной Кореи и Тайваня было постепенным, обусловленным рынком побочным продуктом перевода дешевой рабочей силы на периферию иностранными транснациональными корпорациями, противоречит действительности. Восточноазиатская модель развития, приведшая к успеху Японию, Южную Корею и Тайвань и представляющая собой вариант успешной государственной стратегии индустриализации Великобритании, США и Германии, была основана на государственной земельной реформе, создавшей массовый рынок семейных фермеров для промышленных товаров, в сочетании с систематическим государственным стимулированием младенческих отраслей с помощью тарифов, нетарифных барьеров и целевых тарифов. Эта политика, в свою очередь, сочеталась с акцентом на стимулирование экспорта, когда защищенные и субсидируемые национальные отрасли становились достаточно зрелыми, чтобы конкурировать на мировых рынках - и все это под руководством сильного и компетентного национального правительства.
Успешные восточноазиатские государства иногда использовали экспортно-промышленные зоны (ЭПЗ), в которых национальные рабочие выполняли подрядные работы для транснациональных корпораций, но только в качестве временных мер по передаче технологий и навыков своим собственным рабочим и руководителям предприятий, одновременно создавая собственные защищенные и субсидируемые национальные отрасли. Напрмиер, Тайвань использовал СЭЗ как часть эффективной государственной стратегии развития импортозамещения для продвижения своих молодых отраслей за счет иностранных импортеров. Правительство Тайваня увеличило долю тайваньских комплектующих в производстве СЭЗ с 2,1 % в 1967 году до одной трети к 1980 году. Южнокорейский Фонд закупок оборудования финансировал приобретение южнокорейского промышленного оборудования для использования в СЭЗ вместо импортируемого иностранного.
В двух странах, упомянутых Кругманом в эссе "Slate" 1997 г., - Тайване и Южной Корее - рабочие и менеджеры обучались транснациональными корпорациями в СЭЗ, а затем переводились в защищенные или субсидируемые национальные промышленные сектора, привнося полученные навыки в национальные корпорации, которые могли бы конкурировать с японскими и западными компаниями. Другими словами, иностранные транснациональные корпорации из США и Европы, движимые сиюминутной жадностью, манипулировали сильными государствами Восточной Азии с целью создания национальных компаний, которые стремились вытеснить западные транснациональные корпорации со своих внутренних рынков и затем бороться с ними на мировых рынках. Благодаря стратегии ведения бизнеса с использованием дешевой рабочей силы американские транснациональные корпорации иногда способствовали созданию своих собственных иностранных заменителей и конкурентов. Все это не имеет никакого сходства с неолиберальной фантазией Кругмана о том, что процветание просачивается от бедных рабочих на потогонных фабриках к еще более бедным рабочим на мусорных свалках.
Когда все остальные аргументы оказываются несостоятельными, защитники корпоративной офшоризации в погоне за низкой стоимостью рабочей силы и высокими прибылями для менеджеров и акционеров ссылаются на реальные или предполагаемые выгоды для американских потребителей. В докладе "Оффшоринг: Is It a Win-Win Game?" Глобальный институт McKinsey (MGI) признал, что некоторые американские рабочие пострадают от того, что их рабочие места будут переданы низкооплачиваемым работникам в других странах. MGI предложил помочь этим перемещенным работникам с помощью щедрой системы компенсационного страхования, которая - сюрприз! - так и не была реализована.
Что касается выгод от перевода на периферию, то, по мнению MGI, они достанутся инвесторам и потребителям, а не работникам: "На начальном этапе экономия [от снижения заработной платы иностранных работников] перейдет к инвесторам, или же она будет вложена в инновации или новые бизнес-предприятия. В конечном итоге, по мере распространения офшоринга, конкуренция приведет к тому, что экономия перейдет к потребителям". С псевдонаучной точностью MGI даже рассчитала точную сумму в долларах, которую Соединенные Штаты получают от перевода на периферию: "Офшоринг отнюдь не вреден для США, он создает для американской экономики дополнительную чистую стоимость, которой раньше не было, - целых 12-14 центов на каждый доллар, переведенный на офшоринг".