Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)

— Б…ь, больно… Короче, без победы вернешься, всю жизнь поломаешь. Враги так выть начнут про это, что ничего сделать не сможешь. На тебя всех собак повесят: и гибель русских солдат, и потерю богатого обоза, и само поражение. Обвинят одновременно и в предательстве, и глупости. Через тебя достанется и государыне Софья, что за тебя поручилась перед Боярской Думой, — трезвеющий на глазах писарь начал такое выкладывать, что впору было за голову хвататься. А лучше самому хватать саблю с пистолем и на лицом белом коне лететь на врага. Самолично врага в капусту рубить, из пистолета стрелять. — И как только с трона ее «попросят», тебе тоже все припомнят. Все грязное белье вытащат, в век не отмоешься. В самом же конце могут и голову отрубить, — писарь резко рубанул краем ладони по своей шее. Мол, именно так все и будет.

— Не веришь? Вижу, что не веришь. Не сомневайся, все именно так и будет. Вспомни, сколько у тебя и государыни Софьь врагов? По-хорошему, все вас ненавидят. Даже, Милославшие, что ее рода, тоже ничего хорошего все равно о вас не скажут. Одну только грязь лить станут.

— Хочешь всем своим завистникам рты закрыть и положение свое при дворе упрочить, вернись победителем. Раздолби это Крымское ханство в кровь и дерьмо, чтобы там и камня целого не осталось. Тогда тебя по-другому встретить.

Столь длинная тирада явно далась писарю не просто. На лбу пот выступил, в дыхании отдышка появилась. В какой-то момент он замолчал.

Голицын же отошел к столику, где у него стоял кувшин с вином. Ему сейчас срочно нужно было хмельного, чтобы хоть как-то услышанное переварить. Все казалось правдой, но личность рассказчика при этом вызывала очень большие вопросы…

Воевода налил себе гишпанского сладкого вина в кубок и опрокинул содержимое в себя. С жаркой волной, пошедшей от хмельного по телу, пришла в его голову одна необычная мысль. А не от лукавого ли все это? Обычный юнец, к которого молоко на губах не просохло, вдруг начал говорить о государственных секретах. К тому же приписывает себя уничтожение войска крымского хана. Неужели это происки Дьявола⁈

Достав крестик, Голицын пошел к писарю.

— Соверши крестное знамение и прочти символ вер… — бросил он было, но замолчал. Парнишка вновь лежал без чувств. — Хм… Это еще что такое? Свят, свят, свят! — вдруг зашептал боярин, начиная быстро-быстро креститься. Правая рука совершала неимоверное быстрые привычные движения, снова и снова совершая крестное знамение. — Кровь из глаз сочится…

Его спина мигом покрылась холодным потом. Щека задергалась. Ведь, только что Нечистого поминал, а тут такое случилось. Поневоле испугаешься.

— Так и есть, кровью из глаз истекает…

Писарь, словно великий библейский святой в руках язычников, действительно плакал кровавыми слезами. От глаз и вниз пролегли две кроваво-красные дорожки, оканчивавшие крохотными красными капельками.

— Что это такое? Господи…

Он осторожно встал на колени и наклонился вперед, желая все внимательно рассмотреть. Ведь, чудо на его глазах творилось. Настоящее чудо, о котором только в житиях святых рассказывается!

— Кровь…

Наклонился еще немного и вдруг замер. Почувствовал отчетливый запах вина, которое так любил. Пахло терпким невероятно сладким вином из солнечной Испании, вкус и аромат которого ему были прекрасно знакомы. Ошибиться он никак не мог.

Голицын недоуменно тряхнул головой. Запах становился все сильнее и сильнее.

— Ничего не понимаю, — принюхивается он, пытаясь понять, откуда идет такой сильный аромат. — Это же от…

Не веря внезапно появившейся у него мысли, боярин касается одной из кровавых дорожек на лице писаря. Затем подносит палец, кончик которого был чуть измаран красным, к носу.

— Вино? Это же вино! — круглыми от удивления глазами он смотрит вниз и ничего не может понять. — Как же так? Подожди-ка… Одежда… Она тоже в вине!

Лежавший парнишка был едва ли не пропитан королевским испанским вином, небольшая бутылочка которого продавалась на весь золота. В вине были его волосы, одежда, сапоги… Все в вине…

— Господи… Господи… — ошеломленно забормотал Голицын, медленно отползая в другой конец шатра. — Что это? Почему это? Откуда…

Пятясь спиной вперед, он случайно задевает бронзовую тревогу с медным тазом, в котором была налита вода для умывания. С грохотом таз падает, и его содержимое опрокидывается на самого воеводу. От неожиданности тот вздрогнул, замирая на месте.

— А… — ахнул, с ужасом смотря на свою одежду. Камзол, чулки, рубаха были окрашены красным. — Вино… Господи, здесь тоже вино…

Мечущий по сторонам взгляд вновь падает на валявшегося без чувств писаря и замирает на нем.

— Ты! Это же ты! Это сделал ты! — в его взгляде что-то изменилось.

[1] Фрязины — католики

17. Ни хрена не закончено! Готовь еще большую дубину, ибо врагом стало еще больше