Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)

Из окошка кареты высунулась крупная голова в боярской бархатной шапке с крупными жемчугом по ее краям.

— И что? Боярин Воротынский воров и голытьбу испугался? Ты что говоришь такое, пес? — рявкнул Михаил Петрович на своего личного слугу. По краю окошка настойчиво постучал ствол богато украшенного пистоля: боярин явно требовал ехать вперед. — Трогай, а плетьми прикажу приголубить. А вы в оба глядайте! Чуть что саблями рубите! Быдло только этого и страшится…

Стрельцы в ответ понимающе кивнули. Потянулись к рукоятям сабель, проверяя легко ли они выходят из ножен.

— С Богом, волчья сыть! — криво усмехнулся Воротынский, всегда бывший не робкого десятка. Что ему были волнения черни, коли он в одиночку на целый десяток осман выходил. Тьфу и растереть! А ежели смерть, то и ее с честью примет. — Гони! Гони!

Хлестко ударил кнут по крупу одной из лошадей, тут же жалобно заржавшей. Карета резко дернулась и понеслась, стуча колесами по вывернутой брусчатке.

Когда же оказались у первых базарных рядом, то их взглядам предстала удивительная картина, не очень похожая на волнения городской бедноты. Конечно, все шумело, бурлило, кому-то со смаком били морду.

— … Ах ты, сукин сын, поервой меня лезешь! На, получай! — хрипел кто-то из-за людских спин. Явно один из дерущихся. — Мы, Зарайские, всегда выше вас стояли! Ваши деды и прадеды нашим ноги мыли и навоз убирали…

— Что?! Козолуп ты драный! Это мы попервой вас завсегда были! — в ответ возмущенно орал другой, похоже, соперник первого. — Пошел прочь от товара! Я первый яго увидал!

Вокруг громко кричали, подбадривая дерущихся. Драка тут была, а не восстание, дошло, наконец, до Воротынского! Кажется, двое купчин какой-то товар не поделили. Бывает, усмехнулся боярин.

— Так… — хотел было уже сказать, чтобы ехали дальше, как передумал. Решил посмотреть, что это за товар такой. Все-таки не каждый день купцы дерутся. — Стенька, пошли, поглядим.

Слуга прыжком слетел с козлов и, выхватив, деревянную дубинку, пошел вперед, в сторону толпы. По бокам от боярина встали спешившиеся стрельцы. Таким клином, раздвигающим толпу, они и вышли к двум дерущимся.

— Стоять! Стоять, вашу мать! — грозно крикнул Воротынский, решив, прекратить готовящееся смертоубийство. Распалившиеся драчуны уже за ножами потянулись. Не дай Господь в дело их пустят. — Стенька! Вежи этих подлецов! Потом в холодной пусть посидят пару ден, чтобы впредь умнее были. Ну, собаки!

Рукоятками бердышей стрельцы быстро навели порядок. Пару раз по хребтине двинули, и все успокоилось. Стенька еще своей дубиной кое-кому для вразумления добавил. А что, ему не жалко.

— Из-за чего тут… — Воротынский огляделся по сторонам. Толпа, и не думавшая расходится, внимательно следила за ним. — Ну?! Или кто на дыбу захотел? — люди колыхнулись назад. Кто-то вытянул руку в сторону небольшой навеса, что стоял в пяти — шести шагах отсюда.

Вперед выскочил низенький плюгавенький мужичок с помятым картузом на грязной голове и начал низко кланятся.

— Надежа боярин, я все знаю, видел. Я все покажу, — он удивительным образом умудрялся и низко кланяться и одновременно заглядывать по-собачьи в глаза боярину. Видимо, сказывалась долгая практика. — Там все! Вона! Невиданный товар! Купчики, как яго углядели и распробовали, так и в них, словно бес вселился. Морды красные стали, лаяться пошли. А после в драку полезли.

Нахмурившись, Михаил Петрович повернулся в сторону навеса, за которым стояла какая-то странная Боярин недоуменно сдвинул брови, ни чего не понимая. Продавец, старик с раскосыми глазами, был одет в какое-то платье, напоминающее то, что носят в жарких странах. Это был длинный свободный балахон, без какого бы тони было намека на талию, пояс. На голове находилось некое подобие чалмы, особым образом свернутое длинное полотно. Руки старик непрестанно перебирали четки из крупных черных камней.

— Хм… — Воротынский подошел к самому прилавку, продолжая внимательно разглядывать старика. Много повидавший гостей из чужих стран, он никак не мог понять, откуда этот продавец прибыл в Москву. Чалма намекала на страну у Хвалынского моря, длинное платье из темной парчи — на османскую Порту. Четки из черного дерева могли прибыть только из египетского бейлика. — Чем торгуешь, гость[1]?

Старик, лицо которого казалось вырезанным из камня, молча поклонился, и поднял с прилавка широкий кусок ткани. Внизу оказались маленькие, с детский кулачок, бутылочки или даже кувшинчики из непрозрачного зеленого стекла, сверху закрытые пробками и залитые сургучом.

— Что сие? — начал терять терпение боярин, тыкая толстым пальцем в прилавок.

Опять ничего не говоря, продавец откуда-то вытащил початый бутылек и осторожно поднес к лицу Воротынского. Тот хотел было отшатнуться. Кто знает чем могли в лицо ткнуть.