А 5 сентября 1918 г., дней через десять после этой телеграммы, был издан Декрет СНК о Красном Терроре, подписанный Петровским, Курским и В. Бонч-Бруевичем. Кроме указаний о массовых расстрелах в нем в частности говорилось: «обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных
лагерях» (Собрание Узаконений РСФСР за 1918 г., № 65, статья 710). Так вот где — в письме Ленина, а затем в декрете Совнаркома — был найден и тотчас подхвачен и утвержден этот термин — концентрационные лагеря — один из главных терминов XX века, которому предстояло широкое международное будущее! И вот когда — в августе и сентябре 1918 года. Само-то слово уже употреблялось в Первую мировую войну, но по отношению к военнопленным и нежелательным иностранцам. Здесь оно впервые применено к гражданам собственной страны»[1] (Разрядка А. Солженицына — М.Я.). Четко, жестко и логично, а главное — правдиво. Подтверждением тому — одно из самых первых в мире свидетельств — книга деда о Соловецком концлагере.Следующими известными свидетельствами о Соловках 20-х годов являются книга товарища деда по побегу Ю. Бессонова «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков» и книга Б. Ширяева «Неугасимая лампада». Первая вышла в свет в 1928 году в Париже, вторая значительно позже и тоже на Западе.
Ю. Бессонов и Б. Ширяев несомненно обладали незаурядным беллетристическим даром. Их вещи — эмоционально пронзительны, изысканны стилистически. Продолжением этой линии в лагерной тематике впоследствии стали произведения О. Волкова, Е. Гинзбург, Л. Разгона.
«Адские острова» С. Мальсагова — иная линия. В его книге намечены пунктиры, которые годы спустя в трагической энциклопедии А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» разовьются в монументальный «эпос», обжигая каждого, имеющего Бога в душе, фактами, анализом, обобщением.
С. Мальсагов так и написал во вступлении, что рассматривает свой труд как небольшую часть «гигантского обвинительного приговора, который «русский народ, все человечество, история и Бог» предъявят в свое время. А. Солженицын явил миру эту дьявольскую «страну эпоса» именно как приговор, как обвинение всякому террору, всякому насилию, в какие бы идеологические одежды они не рядились.
Поэтому я усматриваю главное достоинство книги «Адские острова» именно в том, что она открывает историю досталинского ГУЛАГа. Тридцать седьмой и все последующие годы были логическим продолжением морального и физического унижения человеческой личности, нравственного растления и оскудения, начавшегося в годы гражданской войны. Книга воспринимается как самый первый приговор против «вопиющего эгоизма, черствости, непостижимого бессердечия», которые «привили несчастному народу России»…[2]
.Книга «Адские острова» — жесткое, далекое от беллетристического, лаконичное и концентрированное повествование лично пережитого. Это свидетельство человека, волею судьбы оказавшегося в горниле тяжких испытаний; человека, изначально не принявшего идею социализма, всей своей жизнью утверждавшего право на инакомыслие, свободу в своих поступках и решениях. Это взгляд личности, офицера царской армии с воспринятым и тщательно лелеемым кодексом чести русского офицера. Но главное — это поведение и мироощущение ингуша, обреченного на свободное дыхание своим генетическим кодом, человека, который не мог и не хотел быть унижаемым и уничтоженным.
С. Мальсагов описал Соловецкий концлагерь 24–25 годов (в январе 1924 года он попал туда, а в мае 1925 года с товарищами совершил побег). Сейчас мы уже знаем, что это были не худшие годы во всей страшной истории существования СЛОНа (Соловецкого лагеря особого назначения, впоследствии переименованного в СТОН — Соловецкая тюрьма особого назначения).
Все 24 главы книги — попытка анализа системы подавления личности в тюрьмах и лагерях Советской России 20-х годов, когда были заложены основы и принципы этого жуткого государства в государстве, называемого ГУЛАГом. С. Мальсаговым лаконично описано все: условия быта, работы, пища, лечение, положение заключенных разных категорий, жизнь чекистов, положение женщин, экономическая политика СЛОНа и т. д. Все страшно — от системы «перевоспитания», заключающейся в том, чтобы привести к «абсолютной покорности» русский народ, до конкретной человеческой судьбы, описанной с большой долей сострадания и уважения (например о враче Львовой и о 17-летней польке, сосланной на Соловки на 10 лет).