Адский поезд для Красного Ангела

Поперечные сточные канавы под сильным уклоном свернули вправо и влились в глубокий ров. Я нагнулся и дрожащей рукой стал водить любопытным глазом фонаря по дну колодца. По металлической лестнице можно было спуститься и, вероятно, проникнуть в бетонный туннель, похоже ведущий в самое сердце вентиляционной и канализационной системы. Туда шли многочисленные трубы различных диаметров, и я отважился посетить подземелье, легкие этой преисподней. Проведя кончиками пальцев по поверхности труб, я ободрал кожу на фалангах о кромку когда-то лопнувшего под жестоким напором льда металла. Брызнула кровь и, смешавшись с пылью, густыми каплями гулко шлепнулась вниз. И тут я заметил отпечатки обуви. Свежие следы, чистые, с четкими и определенными очертаниями. Здесь, во мраке, под землей, вдали от любопытных взглядов, на этом дьявольском складе, они шли туда и обратно. Следы убийцы…

Трубы и следы привели меня к боковому проходу, откуда доносился глухой, едва различимый звук, словно где-то далеко работал двигатель. Там, в глубине, из-под двери выбивался луч белого света. Я попятился и вернулся к подножию лестницы, чтобы вытащить из кармана сотовый и набрать номер дежурной части уголовки.

Связи нет, соединение невозможно. Весь этот металл и бетон работали как непроницаемый экран, непреодолимая преграда для волн. У меня не возникло и мысли вернуться на поверхность, я решился действовать в одиночку. В моем арсенале был эффект неожиданности…

Возвращение к ревущему жерлу туннеля с низким давящим потолком. Я представил, как за этой дверью убийца с резкими в свете масляного фонаря чертами лица истязает молодую женщину, лишая ее пищи и вонзая свои когти в нежное тело.

Погасив фонарь, я продвигался вперед, стараясь ступать так легко, как только мог зрелый мужчина плотного телосложения. Снаружи дверь оказалась заперта на висячий замок, что свидетельствовало об отсутствии убийцы. Это успокоило меня и одновременно разочаровало. Очевидно, урчание исходило от небольшого портативного электрогенератора. Я выставил вперед дуло «глока», отвел голову в сторону и выстрелил в зацементированную дужку замка. Пороховая вспышка, словно огненное дыхание дракона, на миг осветила коридор, и душераздирающий крик, перешедший в отвратительный вой, заполнил туннель. Выбив дверь ногой, я прижался к грязной стене. В полумраке сверкающими лезвиями метались сполохи света. То, что я увидел, полоснуло меня по глазам…

Голова была повернута в мою сторону. Кожа на скулах натянулась так, что едва не рвалась, на одутловатом помертвелом лице выделялись покрытые коркой лихорадки губы. Зрачки в остекленевших и едва двигающихся, словно оторванных от нервов, глазах казались прозрачными. Хрупкая керамика тела, буквально трескающаяся под выпирающими ребрами и открытыми ранами, казалось, вот-вот брызнет тысячами осколков костей и ошметков мяса. Приколоченные гвоздями к столу груди, в мраморных зеленовато-серых прожилках, розоватых сосудах и чернеющих вокруг шляпок гвоздей ранках, распухли и воспалились.

Несмотря на обездвиживающий ее челюсти стереотаксический аппарат, прежде чем издать жалобный стон, женщина пошевелила губами и кончиком языка вытолкнула изо рта белую пену. Я не знал, понимает ли она, кто я. Она пыталась заплакать, но не находила сил даже на то, чтобы потекли слезы.

Над ней наклонно торчал объектив: цифровая камера фиксировала происходящее…

— О боже! Я из полиции! Я вытащу вас отсюда!

Я подошел и, едва касаясь, провел рукой по почти вдавленной внутрь щеке. Рефлексивно она снова взвыла. Я отвинтил тиски на ее висках, снял металлические прутья, удерживающие рот открытым. Голова, слишком тяжелая для ослабевших мышц шеи, упала мне в ладонь. Как отвязать ее, не поранив еще больше? Потрепанная веревка впивалась в белое полотно кожи, при любом неловком движении деревянные занозы грозили еще глубже впиться в тело. В ловушке! Я не могу освободить несчастную, вызволить ее голову так, чтобы масса черепа не завалила тело на бок, оторвав приколоченные к столу груди. А у нее сил было как у птенца, выпавшего из гнезда…

— Вы спасены. Сейчас я вами займусь. Вы можете говорить?

Ее шумное дыхание, как у распластанного на песке арены быка, участилось. Губы раздвинулись, сорванные голосовые связки исторгли какой-то монотонный нечленораздельный звук. Я испугался, что она сейчас умрет, что одно неверное движение, и она разобьется на куски. В голову мне не приходило ни одного способа вызволения ее тела из смертельных объятий строительных гвоздей. Сгустки засохшей крови и воспаление, распространившееся до самых сосков, не позволяли даже притронуться к ее коже без риска убить несчастную, причинив новую боль. Мне категорически требовалась помощь.

— Сейчас я уберу руку. Попытайтесь удержать голову прямо.

Я только убрал кончики пальцев, но голова сразу закачалась, едва прикрепленная к телу шатким остовом шеи. Предстоящее решение претило мне.

— Послушайте, я сейчас вернусь. Вам нужна медицинская помощь. Я закреплю вам голову аппаратом, но не буду слишком сдавливать.