Заявление о пропаже супруги Селюгин подал сегодня утром, и сразу же к делу подключился участковый. А уголовный розыск, похоже, только и ждал от него сигнала. Если ждал, то получил. В доме и на территории провели обыск, нашли сережку, принадлежащую Еве. И кто за всем этим стоит? Уж не Осипов ли? Что, если это Красухина дала команду «фас»? И все для того, чтобы вывести майора Пахомова из игры.
– Но сережку нашли здесь.
– Я не знаю, как она сюда попала.
– Но ведь попала.
– И что? На ней есть кровь гражданки Селюгиной?
– А на ней может быть кровь?
– Не знаю. Если что-то есть, ваши криминалисты не обнаружат. Не смогут. – Пахомов пристально смотрел на начальника уголовного розыска. – А мои смогут. У нас своя передвижная лаборатория. В придачу к выездной следственно-оперативной группе. А основания для выезда есть. Сначала друга моего похитили, теперь вот Ева исчезла. Люди у вас, капитан, пропадают, думаю, пора выводить розыск на федеральный уровень.
– Ну зачем же так сразу? – нахмурился капитан.
– Я не знаю, кому перешел дорогу мой друг, но я могу найти этого человека. Остановить меня может только смерть. А мелкие подставы не пройдут… Майор Осипов уже пробил, кто я такой?
– Майор Осипов? – заметно напрягся Рябоконь.
– Мое начальство знает, где я. Если со мной что-то случится… Осипов знает, что будет.
– А что будет? Вы подозреваетесь… – капитан осекся.
– В чем я подозреваюсь? Что с Евой? Вы уже знаете, что с ней? Если знаете, говорите!
– Пропала Ева. – Рябоконь сохранил самообладание, но взгляд в сторону все же отвел.
– И почему вы ищите ее здесь? Потому что она здесь была? Так она и с мужем была. А муж мог ее приревновать ко мне. Не стану объяснять, что можно натворить в состоянии аффекта.
– Ну, с мужем мы разберемся.
– А сначала нужно разобраться со мной?.. Мелко плаваете, капитан. С мелкой подставы начали. Даже если вдруг найдут труп Евы Селюгиной, все равно вы меня не привяжете. Еще и облажаетесь.
– А мы можем найти ее труп?
– Дело может зайти далеко, капитан. Дело может зайти очень далеко. И я это знаю. А знаешь ли ты?
– Что я должен знать?
– В прошлом году мы работали по одному делу. Группу пытались уничтожить. Погибли два опера. Два. Опера. Я и следователь чудом выкрутились…
– Очень интересно.
– Местный начальник уголовного розыска был на стороне преступников. Он уже сидит. Четырнадцать лет строгого режима. Тебе это нужно?
– Не за что мне четырнадцать лет, – Рябоконь еще держал голову высоко, но уверенности во взгляде уже катастрофически не хватало.
– Да?.. Как там успехи в розыске моего друга Мулярова Дмитрия Аркадьевича? – усмехнулся Пахомов. – Заявление у вас, три дня уже прошло.
– Ищем.
– Ищете. Только почему-то вас не заинтересовала информация о том, что Мулярова похитили.
– Почему не заинтересовала? Очень даже заинтересовала.
– И что вы собираетесь предпринять?
– Для начала попробуем связать эти два события. Сначала исчезает ваш друг, затем исчезает ваша женщина…
– Связывайте, – перебил Пахомов. – Только не надорвитесь.
Надо было бы сказать, что после встречи с местным уголовным розыском придется звонить в Москву. Но Пахомов решил не упрощать ситуацию. Пусть Рябоконь думает, что он уже позвонил.
– И все-таки как объяснить эти два события? – спросил Рябоконь.
– Может быть, кто-то мешает мне найти Мулярова?
– Кто?
– Может быть, кто-то мешает? – затухающим тоном повторил Пахомов.
Он ясно давал понять, что нет у него желания продолжать пустопорожний разговор. Если Рябоконь имеет против него что-то конкретное, пусть говорит, а если у него, кроме полотенца и сережки, ничего нет, пусть проваливает.
Ева не понимала английского языка, но и без того было ясно, что певица жалуется на судьбу – настолько тоскливо звучал ее голос. Возможно, героиня песни доживала последние секунды. Сейчас песня закончится, и все…
Но песня не заканчивалась, а дверь в машину открылась.
– Выходим, – сказал Марат.
– Я не хочу! – мотнула головой Ева.
Вдруг певица оплакивала не свою, а ее судьбу. Может, это ей оставалось жить считаные секунды?
– Выходим! – Марат передернул затвор пистолета, и страх выдул ее из машины.
Ева направилась к кустикам, которые облюбовала для себя, но Марат остановил ее и показал на едва заметную тропинку, которая вела в гору.
– И куда мы идем? – спросила она и невольно поежилась.
Погода хорошая, тепло, но ей почему-то стало холодно.
– Идем, – сухо сказал он.
Тропинка исчезла в лопухах, но Марат велел продолжать путь. Остановились они только на краю обрывистого склона. От страха у Евы онемели ноги. Она поняла, зачем ее подвели к этой ложбине. Сейчас Марат выстрелит, и она камнем упадет вниз, в заросли кустарника на дне лощины. Ее труп здесь никогда не найдут. Да и недолго тело будет лежать: шакалы быстро разорвут его на куски.
– Ты что делаешь?
Ева хотела развернуться к Марату, но у нее отнялись ноги, и она села прямо в лопухи. Ствол пистолета смотрел прямо на нее.
– Извини, – сухо сказал Марат. – Ничего личного.
Он уже собирался выстрелить, когда у него зазвонил телефон. Он сделал знак, призывая Еву немного потерпеть, вынул из кармана телефон.