Адское пламя

Мы с Сеней переглянулись. Прикрикни на нас в тот момент кто-нибудь, даже не полицейский, нас не надо было бы за уши оттаскивать от дуриана, мы отбежали бы сами. В голову как-то само собой пришло официальное предупреждение, помещаемое в отелях Малайзии на самом видном месте: вносить в номера плоды дуриана – запрещено! Правда, это предупреждение шло в списке вторым – после наркотиков.

Но опять же, за внос наркотиков правительство грозило только смертной казнью.

А что там грозит за внос дуриана?

Сеня мрачно пожал плечами. Судя по тому, что дуриан идет сразу после наркотиков… Пожизненное, наверное…

«Ладно, режь, – решился я. – Мы только куснем пару раз, а потом пусть нас оттаскивают за уши».

Наверное, мы не успели зажать носы.

Сеня сделал всего лишь легкий разрез, можно сказать, царапинку, нечто почти теоретическое, незаметное, почти несуществующее, как марсианский канал, и на нас жирно пахнуло трупом.

В тропической влажной жаре запах многократно усиливался.

Обливаясь потом, оглядываясь – не спешат ли к нам полицейские (оттаскивать за уши), мы закопали плод дуриана в землю. Кстати, вместе с ножичком. Сеня даже не жалел об этом. По крайней мере, когда в отеле, отдышавшись, я предложил ему смотаться на знакомую лужайку, раскопать могилку дуриана и забрать свой позолоченный ножичек, он почему-то вздрогнул и отказался.

«На улице Красных Зорь появилось странное объявление: небольшой серой бумаги листок, прибитый к облупленной стене пустынного дома. Корреспондент американской газеты Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел стоявшую перед объявлением босую молодую женщину в ситцевом опрятном платье; она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо ее не выражало удивления, – глаза были равнодушные, синие, с сумасшедшинкой. Она завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзину с зеленью и пошла через улицу…»

Листок серой бумаги,

облупленная стена пустынного дома,

босая женщина с сумасшедшинкой в синих глазах,

заведенные за ухо волнистые волосы -

Алексей Толстой, как истинный художник, всегда был чуток к детали.

Описывая самую невероятную ситуацию, он умел оставаться убедительным.

После клочка серой бумаги еще ошеломительнее выглядит последующий прыжок на Марс. Из разрушенной, продутой всеми ветрами России – прямо на Марс! А почему бы нет? Почему бы, черт побери, считает красноармеец Гусев, не присоединить красную планету к РСФСР? «На теперь, выкуси, – Марс-то чей? – советский.»

Фантастика Алексея Толстого давно признана классикой. Но выход «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина» был встречен в свое время, скажем так, вовсе не овациями.

Г. Лелевич: «Алексей Толстой, аристократический стилизатор старины, у которого графский титул не только в паспорте, подарил нас «Аэлитой», вещью слабой и неоригинальной…»

Корней Чуковский: «Роман плоховат. Все, что относится собственно к Марсу, нарисовано сбивчиво, неряшливо, хламно, любой третьестепенный Райдер Хаггард гораздо ловчее обработал бы весь этот марсианский сюжет…»

Юрий Тынянов: «Марс скучен, как Марсово поле. Есть хижины, хоть и плетеные, но в сущности довольно безобидные, есть и очень покойные тургеневские усадьбы, и есть русские девушки, одна из них смешана с «принцессой Марса» – Аэлитой, другая – Ихошка… И единственное живое во всем романе – Гусев – производит впечатление живого актера, всунувшего голову в полотно кинематографа…»

Даже Максим Горький (в письме к Д. Лутохину от 26 октября 1925 года) не преминул заметить: «В 7-й книге „Красной нови“ рабоче-крестьянский граф Алексей Толстой начал печатать тоже бульварный роман. Это очень жаль…»

Но жалеть, наверное, надо о другом.