Адское пламя (Комментарий к неизданной Антологии)

- Молчи уж, чертушка, - зашипела на него Маруся, на что он сделал второе заявление:

- А вредителей расстреливать, верное слово."

3

"Воет ветер, насвистывает в дырявых крышах: "Пусту быть и Питеру и России". И бухают выстрелы во тьме. Кто стреляет, зачем, в кого? Не там ли, где мерцает, окрашивает снежные облака зарево? Это горят винные склады. В подвалах, в вине из разбитых бочек захлебнулись люди... Черт с ними, пусть горят заживо!

О, русские люди, русские люди!"

Это из "Восемнадцатого года" Алексея Толстого, но и в "Аэлите" (1923) и в "Гиперболоиде инженера Гарина" (1933) возникает, звучит, все пронизывая, все тот же мотив тоски, против которой яростно выступает сперва бывший красноармеец Гусев, а позже и инженер Гарин - по своему.

Гусев: "Я грамотный, автомобиль ничего себе знаю. Летал на аэроплане наблюдателем. С восемнадцати лет войной занимаюсь - вот все мое и занятие. Имею ранения. Теперь нахожусь в запасе. - Он вдруг ладонью шибко потер темя, коротко засмеялся. - Ну и дела были за эти семь лет! По совести говоря, я бы сейчас полком должен командовать, - характер неуживчивый! Прекратятся военные действия - не могу сидеть на месте: сосет. Отравлено во мне все. Отпрошусь в командировку или так убегу. (Он потер макушку, усмехнулся). Четыре республики учредил, - и городов-то сейчас этих не запомню. Один раз собрал сотни три ребят, - отправились Индию освобождать. Хотелось нам туда добраться. Но сбились в горах, попали в метель, под обвалы, побили лошадей. Вернулось нас оттуда немного. У Махно был два месяца, погулять захотелось... ну, с бандитами не ужился...Ушел в Красную Армию. Поляков гнал от Киева, - тут уж был в коннице Буденного: "Даешь Варшаву!" В последний раз ранен, когда брали Перекоп. Провалялся после этого без малого год по лазаретам. Выписался - куда деваться? Тут эта девушка моя подвернулась - женился. Жена у меня хорошая, жалко ее, но дома жить не могу. В деревню ехать, - отец с матерью померли, братья убиты, земля заброшена. В городе делать нечего. Войны сейчас никакой нет, - не предвидится. Вы уж, пожалуйста, Мстислав Сергеевич, возьмите меня с собой. Я вам на Марсе пригожусь."

Игнатий Руф ("Союз пяти"), тоже знает, что это такое - долгая нечеловеческая тоска, которая не выбирает, не желает знать - негодяй ты или человек благородный, чистый. Правда, в отличие от инженера Лося и даже от инженера Гарина, Игнатий Руф сразу и абсолютно точно знает, чего он хочет и как это будет. "В семь дней мы овладеем железными дорогами, водным транспортом, рудниками и приисками, заводами и фабриками Старого и Нового Света. Мы возьмем в руки оба рычага мира: нефть и химическую промышленность. Мы взорвем биржу и подгребем под себя торговый капитал..."

Игнатий Руф убежден: "Закон истории - это закон войны". Надо поразить мир каким-нибудь нестерпимым ужасом и мировое господство само свалится в руки. Руф не случайно является героем именно фантастического рассказа: он собирается - не больше, не меньше - расколоть на части Луну! А свалить все можно на комету Биелы, ворвавшуюся в Солнечную систему.

"А в это время на юго-западе, над океаном, из-под низу туч, идущих грядами, начал разливаться кровяно-красный неземной свет. Это хвостом вперед из эфирной ночи над Землей восходила комета Биелы."

Хвостом вперед... Образ создан...

Но зачем все это? К чему описания, пусть и потрясающие воображение, но все же как бы отдаленные, чуть отнесенные от тебя?..

Да все затем же - Новый человек!

Новым вождям, как бы часто они ни сменяли друг друга, не могли не импонировать слова инженера Гарина: