Адвокат

У младшего брата Клер, Джеймса, врачи нашли болезнь Ходжкина[8] — по данному поводу семья и объявила в Провиденсе большой сбор. Ко мне это не имело отношения. Я слушал рассказ Клер о поездке, о страхах родственников, слезах и молитвах, трогательных попытках успокоить Джеймса и его жену. Бурные проявления чувств в семействе Клер не считались дурным тоном. Я содрогнулся при мысли, что довелось бы мне испытать, попроси Клер поехать вместе с ней. Курс лечения начался, перспективы у больного, по словам врачей, неплохие.

Возвращение позволило Клер расслабиться, излить душу.

Мы сидели у камина с пледами на коленях и потягивали вино в атмосфере почти романтической. К сожалению, собственные переживания мешали мне воспринимать чужие. Тем не менее я старался казаться внимательным: вставлял время от времени подходящее словцо, выражал сочувствие по поводу несчастья, случившегося с бедняжкой Джеймсом.

Не такой я представлял нашу встречу, не к тому готовился.

Я ожидал выяснения отношений, может быть, ссоры. Давно созревший нарыв так или иначе должен был лопнуть, оставалось надеяться, что расстанемся мы как цивилизованные люди.

Клер несколько раз повторила: «Какой у тебя усталый вид». Я чуть было не поблагодарил ее за любезность.

Наконец она выговорилась, и беседа плавно поменяла русло. Я рассказал о походе в приют, об Онтарио и его матери, показал заметку в газете.

Клер была искренне тронута, хотя услышанное сбило ее с толку. За прошедшую неделю я стал другим человеком, и она пока не могла сообразить, лучше или хуже.

Не знал этого и я.

Глава 11

Как все молодые трудоголики, мы с Клер не нуждались в будильнике, тем более по понедельникам, в самом начале новых проблем.

По дороге в офис я преисполнился решимости установить определенную дистанцию между бродягами и собой.

Потерплю на похоронах. Выкрою время для безвозмездной помощи. Продолжу отношения с Мордехаем, даже, вероятно, стану регулярно посещать его офис. Буду заглядывать к мисс Долли, дабы помочь ей накормить голодных. Иногда подброшу им денег. Найду способ собрать средства на нужды приютов. В любом случае смогу принести гораздо больше пользы в качестве источника финансирования, нежели как еще один адвокат.

Проезжая по затемненным улицам, я понял: чтобы расставить все по местам, нужно на определенный срок удлинить свой рабочий день до восемнадцати часов. Меня уже достаточно отвлекли от работы, но ничего, напряженные будни позволят наверстать упущенное. Только дурак хочет спрыгнуть с поезда, который несет его в светлое будущее.

На этот раз я выбрал другой лифт. Мистер отодвинулся в прошлое, я вычеркнул его из памяти. Не повернув головы, прошел мимо конференц-зала в кабинет, бросил пальто и кейс на кресло и отправился за кофе. Перемолвиться с коллегой в холле, поприветствовать знакомого мелкого служащего, вернуться в кабинет, скинуть пиджак и закатать рукава — как приятно вернуться в родные стены!

Сначала я просмотрел «Уолл-стрит джорнэл» — там наверняка не встретишь душераздирающей статьи о смерти очередного бродяги. Потом взял «Вашингтон пост». Под рубрикой «Город» стояла небольшая статья о Лонти Бертон и ее детях, рядом фотография залитой слезами бабушки. Пробежав глазами заметку, я отложил газету. Мне было известно намного больше, чем репортеру, кроме того, я принял твердое решение ни на что не отвлекаться.

Под газетами лежала стандартного размера папка из плотного коричневого картона, таких у нас в фирме расходуется не менее тысячи в день. Но на этой не было никаких пометок. Странно. Кто положил ее на стол, на самую середину?

Неторопливо открыв папку, я обнаружил полосу из «Вашингтон пост», ту, что я прочитал десяток раз и показал Клер, и ксерокопию документа, раскопанного кем-то в компьютерном файле «Дрейк энд Суини». Вверху документа значилось:

ВЫСЕЛЕНИЕ — КОРПОРАЦИЯ «РИВЕР ОУКС/ТАГ».

Слева шла колонка из семнадцати цифр. Под номером 4 значился Девон Харди. А напротив 15-го я увидел: «Лонти Бертон и трое (четверо?) детей».

Поднявшись из-за стола, я медленно подошел к двери, запер ее на замок. В кабинете воцарилась тишина. Я стоял спиной к стене и смотрел на ксерокопию. Подлинность информации не вызывала у меня сомнений. Да и кому взбредет в голову заниматься такого рода подделкой? Я вернулся к столу, взял копию. На обратной стороне анонимный отправитель оставил еле заметную карандашную надпись: «Выселение было юридически и морально неоправданным».

Аккуратные печатные буквы. Графологическая экспертиза, вздумай я к ней прибегнуть, не сможет определить писавшего по почерку. Взгляд с трудом различал паутинки соединительных линий: грифель почти не касался бумаги.

Следующий час я провел по-прежнему взаперти, то стоя у окна и наблюдая за восходом солнца, то сидя за столом и неподвижно глядя в одну точку. Фирма между тем просыпалась, из холла доносился оживленный голос Полли. Я щелкнул замком, распахнул дверь и в обычной манере поприветствовал секретаршу.