Адвокат амазонки

Латынин сел на место с видом решительного и непримиримого борца за справедливость. Председательствующий вопросительно посмотрел на Елизавету. Она поднялась.

– Дорогие присяжные! – вырвалось у нее обращение, которое она сама недавно отвергла. – Мой клиент невиновен, и вы сами сумеете в этом убедиться. Господин прокурор не любит мелодрамы и, должно быть, не верит, что искренняя любовь между мужчиной и женщиной все же бывает. Конечно, не каждому ее суждено найти, но это ведь не значит, что ее нет. Вы согласны?

Ответом Елизавете было полное молчание. Присяжные смотрели на нее недоверчиво, словно она рассказывала им небылицы. Даже в лицах женщин-заседательниц не было ни малейшей симпатии. Дубровская отчаянно думала о том, как достучаться до них, как зажечь огонек в пустых холодных глазах. Быть может, ей стоило на примере американских фильмов подойти к ним ближе? Облокотиться на деревянный барьер, взглянуть им в глаза? Но Лиза с ужасом понимала, что ей не оторвать ноги с того места, где она сейчас стоит, даже если вдруг раздастся пожарная сирена.

– Вероника Песецкая любила Виталия с той страстью, которую может себе позволить женщина, обреченная на смерть. Друзья забыли о ней, любимый человек предал. Так с кем же ей оставалось коротать последние месяцы жизни, как не с молодым предупредительным врачом, который окружил ее заботой и участием? За что прокурор предлагает судить Бойко? За то, что он вдохнул в Веронику уверенность в том, что, несмотря на страшный диагноз и проведенную ампутацию, она остается женщиной? В этом особый цинизм, господин прокурор?

Лиза посмотрела в сторону обвинителя так, словно желала вызвать его на дуэль. Жаль только, что ее решительный взгляд пришелся ему в макушку. Склонив голову над обвинительным заключением, Латынин делал для себя какие-то заметки на полях. Всем своим видом он демонстрировал полное безразличие к воинственной позиции защитника.

– ...Возможно, поведение Песецкой кажется всем необычным, – продолжила Дубровская, чувствуя, что ее голос постепенно набирает силу. – Еще бы! Смертельно больная женщина идет под венец, вместо того чтобы тихо готовиться к своим похоронам. Представить, что она решилась на этот шаг обдуманно, добровольно, никто не может. Какие тут свадьбы! Ее к этому шагу принудили, обманули, обвели вокруг пальца, задурили голову, по-другому быть не может! Бойко объявляют преступником, вменяя ему в вину его странную любовь, которая обывателю непонятна. Ведь у нас принято сочувствовать больным, сторониться их и бросать, но ни в коем случае не любить! Причина смерти Песецкой – уж больно медицинская. Шприц и игла – значит, виновен врач. Актриса оказалась небедной – значит, вот она, корысть! Но, дорогие присяжные, не все так просто. Я полагаю, вы убедитесь в этом и вынесете единственно возможный вердикт – оправдательный.

Дубровская села на место, чувствуя, что ее уши полыхают огнем. Она ощущала на себе взгляды присяжных и надеялась, что смогла задеть их, заинтересовать, заставить взглянуть на дело с другой стороны. Латынин перестал писать и смотрел на нее недобро, и она сочла, что это хороший знак.

– Адвокат, должно быть, немного перепутала вступительное слово с выступлением в прениях, ну да ладно! – раздался скрипучий голос Глинина. – Мы переходим к исследованию доказательств. Первой представляет доказательства сторона обвинения. У прокурора все готово?

– Да, ваша честь! Обвинение приглашает свидетеля Стрельмана...

* * *

Заведующий отделением занял место на свидетельской трибуне. Это был плотный мужчина средних лет. Он казался спокойным и уверенным в себе.

– Назовите свое место работы и должность, – попросил прокурор.

– Окружной онкологический диспансер, заведующий отделением.

– Знакомы с подсудимым? Есть ли личная неприязнь?

– С подсудимым знаком. Он – врач моего отделения. Неприязни нет.

– Можете дать характеристику Бойко?

– Да. Обычный врач, ничем не примечательный специалист. Работу не прогуливал. Спиртным не увлекался. Вот, пожалуй, и все.

– Хм... негусто. Кто такая Вероника Песецкая?

– Это больная, которая поступила к нам в отделение в мае прошлого года с диагнозом «рак груди». Мы провели умеренную радикальную мастэктомию, то есть операцию по удалению груди. Опухоль была обширная и глубоко расположенная, поэтому ампутации подверглась не только сама грудь, но и грудные ткани, в том числе и те, которые окружают грудную кость, ребра и ключицу. Как вспомогательный метод к основному хирургическому виду лечения мы провели химиотерапию, для того чтобы исключить возможные рецидивы.

– Каковы были ваши прогнозы?

Стрельман замялся. Он не любил делать прогнозы, тем более сейчас речь шла об уже умершей женщине.

– Опухоль была второй стадии. Будем говорить откровенно, это не самая простая ситуация. Пострадали четыре лимфатических узла, что в принципе не так много. Я бы не назвал ее безнадежно больной. Шансы были приличные.

– Но Вероника Песецкая умерла, – заметил прокурор.

Возможно, врач воспринял его слова как обвинение, потому что уголок его рта нервно дернулся.