И еще… его привычка к гигиене, которая меня порядком раздражала, а уж в период моего охлаждения и вовсе бесила. Берн был еще тем чистюлей, и без душа или ванной, без тщательного вечернего туалета, возведенного в ранг ритуала, он не входил в нашу спальню. Он старался отмыть себя до первозданного состояния, до идеальной чистоты, при которой у человека не остается ни запаха, ни вкуса, ни телесности. Плюс чистка ушей, плюс чистка носа… В ванной была целая полка с разными флаконами и средствами для гигиены. У меня их было меньше. Он входил в спальню в белом полотенце, обернутом вокруг бедер, и улыбался, глядя на меня. И полотенце, и эта улыбка тоже были частью ритуала и тоже в конце концов осточертели мне. На меня посыпались упреки в фригидности и полном безразличии. Берн говорил эти слова, словно бил меня наотмашь, а сам при этом напоминал ребенка, которого неожиданно обидели. Его челюсть выпячивалась вперед, кадык судорожно дергался, светлые глаза темнели. В такие минуты он становился настоящим уродом и психом, и я спрашивала саму себя: какого черта я вообще вышла за него замуж, от кого я так хотела убежать? От Родьки? От самой себя? От одиночества?
И теперь мне предстояла непростая задача: вновь завоевать доверие Берна. Я решила пока особо не ломать над этим голову. Вот прилечу в Гетеборг, встречусь с Берном, посмотрю на обстановку – тогда и решу эту задачу.
– Ты даешь! – повертел головой Родька. – У тебя целый шпионский план в отношении бывшего муженька состряпан. Думаешь, получится?
– Почему бы и нет?
– Затем ты передаешь эти данные чуваку, с которым ты связываешься по мобиле, а он отдает тебе дочь. Я правильно понял?
– Правильно, Родь. У тебя есть сигареты?
– Не купил. Сбегать, что ли? Хотя раньше ты не курила.
– Покуривала. Просто ты об этом не знал. Ты был в своих Сочах, а я – в Москве. И ты вообще многого обо мне не знал!
Родька посмотрел на меня с недоумением:
– Философию разводишь?
– Дуй за сигаретами. Это лучше, чем начинать выяснение отношений почти семилетней давности. Непродуктивный подход!
– Команданте, понял! Иду.
Родька принес курево и отправился на боковую. А я сидела и курила одну сигарету за другой, размышляя над своим планом. Хотя я и пришла к выводу, что заранее не стоит ломать над ним голову, но полностью отрешиться от предстоящего у меня никак не получалось. Самым разумным было бы позвонить Ф.Ф и поставить его в известность о своих шагах. Его реакцию предугадать нетрудно! Он, конечно, отругает меня и скажет, чтобы я сидела дома и никуда не высовывалась. Все это я уже слышала и проходила. И этот план мне не подходит. Значит, остается полагаться на себя и… Родьку. Вот взбеленится Ф.Ф., когда узнает, в какую авантюру я влезла! Но он может никогда об этом и не узнать. Я почему-то тешила себя мыслью, что он не выпустил из поля своего зрения мое дело. Пусть он работает пока с другими клиентами, но где-то, на заднем плане, у него маячу и я со своей проблемой. Мне хотелось так думать – и я так думала. Я не могла себе представить, что я ему совсем безразлична. Хотя, скорее всего, так оно и есть. Наверняка многие клиентки заманивали его в постель, и в какой-то степени он к этому привык. Но у Ф.Ф. такие ярко-синие глаза и крепкие руки, и вообще от него исходят такая потрясающая уверенность и спокойствие, что я была готова сидеть рядом с ним двадцать четыре часа в сутки – и ничего не делать, просто смотреть на него. И молчать. И при этом испытывать странное чувство блаженства и удовольствия. Как человек, который долго кружил по темным осенним улицам, а потом пришел в ярко освещенный дом, где пахнет пирогами, на стенах висят старинные картины, в гостиной – торшер с красивым абажуром, а на кровати лежит клетчатый плед, доставшийся еще от бабушки. И все всегда на своих местах: и сегодня, и завтра, и послезавтра… Я всегда считала, что уют организуют женщины. Но в его случае я столкнулась с тем, что Полынников так органично выстроил пространство вокруг себя, что его просто не хотелось покидать. И я никак не могла выкинуть Ф.Ф. из головы, как ни старалась.
Не забыть бы завтра позвонить Вике, если она уже вернулась из своей краткосрочной командировки, и проинформировать ее насчет своей поездки в Швецию. Интересно, удастся ли мне снова втереться в доверие к Берну или он меня и на порог не пустит?
Я думала над всеми этими вопросами до тех пор, пока не поняла, что мои глаза слипаются и я больше не в силах бороться со сном. Я потушила сигарету в пепельнице и встала с табуретки. Из комнаты, где спал Родька, доносились раскаты мощного храпа.
Утром я созвонилась с Викой и сказала, что мне нужно поговорить с ней.
– Я приеду к тебе, – сразу откликнулась Вика.
– Не надо. Лучше встретимся в кафе, – cказала я, покосившись на Родьку: он прислушивался к нашему разговору.
– Ах да… у тебя нам ухажер новый, – рассмеялась Вика. – Квазимодо он, что ли, раз ты не хочешь мне его показывать?
– Дело не в этом. Так будет проще.
– Не хочешь – и не надо, – въехала в ситуацию Вика. – Назначай, где и когда?