– Марта, разреши взять эту пустую банку, – обратилась к ней одна из узниц.
– Пошла вон! – гаркнула женщина так громко, что Елизавета отпрыгнула в сторону. – Ну же, девочка моя! Я тебя напугала? От этих попрошаек просто проходу нет!
Ее голос приобрел нормальную тональность, а на лице вновь появилось выражение безмятежности. Так смотрит школьная учительница на своих учеников. Она ко всему привыкла, ничто ее не удивляет. Пусть весь класс перевернется с ног на голову, она будет смиренно ждать звонка и скорой пенсии.
Однако Елизавета кожей чувствовала, что эта вселенская скорбь и терпение есть не что иное, как наспех сооруженная декорация к дрянному спектаклю. Слишком уж не по-женски крепким было ее короткое объятие, слишком уж горячо среагировала она на будничную просьбу соседки по камере. Все это можно было бы списать на излишнюю подозрительность и богатое воображение Дубровской, но странное замечание надзирательницы продолжало колоколом звенеть в ее ушах.
«Марта что-то скрывает от меня. Только что? А главное, зачем?»
– Продолжим ужин?
Подруга указывала на место рядом с собой.
– Прости, у меня что-то разболелась голова, – виновато улыбнулась Лиза. – Пожалуй, я прилягу ненадолго. Ты не возражаешь?
– С чего бы мне возражать, золотце? Может, ты поспишь здесь, внизу? У меня намного удобнее.
– Нет. Спасибо. Я не хочу тебе мешать.
– Смотри, как знаешь. – Марта выглядела разочарованной. – Мамочка просто желает сделать тебе приятное.
Но Лиза уже забралась к себе. Однако, прежде чем ее голова коснулась подушки, она услышала жаркий шепот подруги.
– Я не люблю, когда меня отвергают! Надеюсь, ты меня понимаешь? – Она заботливо поправила одеяло. – Спокойной ночи, дорогая.
В эту ночь Дубровская так и не сомкнула глаз…
Баня – это всегда праздник, если ты находишься в тюрьме. Она вносит приятное разнообразие в унылую вереницу серых будней и знаменует собой не только очищение от грязи, но и словно новое рождение. Не беда, что нет дорогих шампуней и морской соли. Без этого вполне можно обойтись. Главное, что после водных процедур дышится легче, и даже камера приобретает почти домашний, воскресный уют.
Лиза не была исключением. Она, как и все остальные узницы, была рада возможности оказаться, хоть на немного, вне опостылевших стен, смыть с себя пот и зловоние, почувствовать себя наконец чистой. Но события последних дней внесли смятение в ее душу, заставили ощутить собственную незащищенность. Поэтому, когда прозвучала знакомая команда к сборам, она вместо радостного предвкушения почувствовала беспокойство. А повод к этому имелся. Она должна была идти в одной группе с королевой и Мартой. Это было уже слишком. Кровавая любительница молоденьких девочек и навязчивая подруга с мутным прошлым – в одной связке. Причем и та и другая проявляют неподдельный интерес к бедной Лизе. Остается надеяться, что эта баня не станет последней в жизни Дубровской. Хотя как знать…
Как показали события, Регине в этот день было явно не до Елизаветы. Она была чрезвычайно загружена своими собственными проблемами, чтобы обращать внимание на молоденькую сокамерницу. Королева вовсю обсуждала с рыжей подругой детали предстоящего судебного процесса. Из обрывков разговора Лиза уяснила, что Регину волнует один вопрос: стоит ли ей соглашаться на суд присяжных или все-таки искать правды у профессионального судьи.
– Адвокат мне не советует связываться с присяжными, – хмурилась Регина. – Там все – жуткие снобы: учителя, врачи, прочие белоручки. Законопослушные граждане, задери их коза! Разве объяснишь им, что убить можно случайно?
«Да, действительно, – хмыкнула про себя Дубровская. – Им трудно будет поверить в сказочку о нечаянных убийствах нескольких девчонок. А если почтенным гражданам сообщить еще и о нетрадиционной сексуальной ориентации подсудимой, то обвинительный приговор она схлопочет без всякого труда».
– Да уж, – вторила Верста. – Для этих правильных папаш и чувствительных мамаш – все едино. Кто сидит на скамье подсудимых – тот и преступник. А если преступник, то его надо казнить. А если казнить, то уж лучше на площади. Да чтобы побольше народу вокруг. Да чтобы другим неповадно было. Да топором по шее! А башку – на память родственникам жертвы. – Женщина вошла в раж и убедительно рубила ладонью воздух, изображая, должно быть, отсечение головы. – Нет, Регина, прав адвокат. Наплюй ты на эту затею. Все равно ничего путного не получится!
– А с другой стороны, – размышляла королева, стягивая рубашку. – Судья тоже может оказаться сукиным сыном. Разве он может понять, что жертва сама нарывалась на неприятности, прямо-таки чесала мои кулаки.
– Да уж, – посочувствовала Верста. – Плохи дела!
Они отправились в душевую…
Лиза замешкалась в предбаннике. Когда она с пакетиком в руках робко зашла в помещение, наполненное паром, Марта уже была вся в пене.
– Где тебя носит? – удивилась она. – Ну-ка, помоги мне. Потри спинку.
Дубровская вздохнула. Эту маленькую просьбу она могла выполнить без труда. Вот только сама она предпочитает мыться самостоятельно.