Адвокат-дьявол или любовь требует справедливости (СИ)

И это все при моем муже, который сидел, уткнувшись глазами в пол, не смея поднять голову и взглянуть на меня. С ним я испытала и самые ужасные дни в моей жизни. Унижение, через которое пришлось пройти, до сих пор режет сердце, заставляя его кровоточить. В тот день я потеряла не только мужа, не только любовь, я потеряла веру, потеряла мечту. Лишь маленький комочек, что зародился в моем чреве, не давал мне сойти с ума. Он придавал мне сил и заставлял меня набираться силы, чтобы стать ему не только матерью, но и отцом.

Почему тогда в суде я не сказала, что беременна? А какой смысл? Человек не боролся за свою семью, значит она ему не нужна была. Даже если бы сказала — они нашли бы тысяча доказательств того, что этот ребенок не от Мартина. Ведь они как-то подделали записи телефонных разговоров, где я якобы разговаривала с неким мужчиной и договаривалась с ним о встрече, предлагала ему свои услуги. И фотографии предоставили судье, на которых я захожу в бордель. Я не смогла доказать, что попала туда случайно.

Что меня просто напросто заманили туда под предлогом необходимости оказать экстренную помощь. Они даже нашли свидетелей, подтвердивших мою принадлежность к работницам древнейшей профессии. Как у них это получилось? Конечно, в нынешний век технологий все можно сфабриковать. И голос подделать и раздеть человека на фотографиях. Чему я удивляюсь? Оказывается, так легко разрушить чье-то счастье, чьи-то мечты, чью-то семью. Теперь нет этой семьи, как и нет самого Мартина. Через год после развода он погиб в автокатастрофе.

Говорили, что он не выходил из запоя, а в тот день сел пьяным сел за руль. Меня даже не пустили на его похороны. Мне было запрещено приближаться к членам семьи Бернс. Адвокат хорошенько подсуетился на суде, меня признали мошенницей, запретили подходить к дому Мартина, к клинике, где он работал, к нему самому и его отцу.

А этот Стю Эдгертон недвусмысленно дал понять, что подозревает меня в смерти Мартина и даже знает свидетелей, слышавших, как я угрожала бывшему мужу. Посоветовал исчезнуть не только из их жизни, но вообще из жизни. Меня заставили выплатить штраф и компенсацию за моральный ущерб.

Я даже не поняла, кто из них больше хотел пустить меня по миру — этот мерзкий Джобсон или Стенли Бернс со своим помощником? Кто бы из них не был, ему это удалось. Нам с мамой пришлось продать наш дом, отдать все сбережения, оставшиеся от отца, еще залезть в долги и расплатится с этими Бернсами. Пять лет назад мы опустились на самое дно безденежья и финансового отчаяния.

Про моральную сторону я вообще молчу. Если нас хотели втоптать в грязь, сравнять с землей, подавить и уничтожить наши честь и достоинство, то через все это мы прошли.

Мои мысли погрузились в воспоминания пятилетней давности. Вся картина опять предстала перед глазами. Всю дорогу до дома, я вспоминала каждую деталь того позорного процесса, подавляя огромное желание разреветься.

Как сейчас помню, там в суде, когда почти все разошлись, адвокат Бернса подошел ко мне и, нагло положив руку на мою талию, с насмешкой произнёс: «Обращайся, детка. Я не всегда беру деньгами». Вторая его рука в этот момент запихивала визитку в нагрудной карман моей блузки. Я хладнокровно разорвала ее перед его носом. Как же мне тогда хотелось разорвать и его самого. Я готова была расцарапать ему его смазливое и в тоже время поганое личико. Но слава Богу, сохранила самообладание. Иначе, этот Добсон упрятал бы меня за решетку за покушение на его жизнь. К моим грехам шлюхи и мошенницы прибавились бы еще — убийца, маньячка, не удивлюсь, если и террористка. Они были готовы обвинить меня во всех грехах человечества.

— Луиза! — голос Эстер перевал мои мысли. Погрузившись в воспоминания, я даже не заметила, как с тремя пересадками добралась до своего района, и как под проливным дождем дошла от остановки до соседского дома. — О, Боже! Ты вся промокла! Пойдем ко мне. Я дам тебе сухую одежду.

Хотя дома меня ждали обессиленная, почти обездвиженная мама и маленькая дочурка, я все же решила зайти к Эстер. Мне необходимо было кому-то излить свою душу, выплакаться. Она была не только соседкой, но и коллегой по работе, а главное — близкой подругой. Эстер была в курсе событий в моей жизни. Она прекрасно знала куда я ходила. Но до последнего сдерживала себя, чтобы не навалиться на меня с расспросами. Дала свою одежду, в которой я просто утонула, вскипятила чайник и выложила на стол все, чем была богата.

— Ну? — ее брови взлетели на лоб, выдавая любопытство хозяйки.

— Он не захотел ничего слышать, — тяжело вздохнула я. — Стоило мне только сказать о ребенке, как старик обрушился на меня в гневе. Сказал, что ничего не желает знать о моем, цитирую, «ублюдке». Ему даже не было интересно, кого я родила.

Эстер округлила глаза, и забавно надула свои пухлые щечки, чем вызвала у меня непроизвольную усмешку.