Адвокат дьявола

…Я пытался убедить себя, что должно, должно быть начало, как подкидыш уверяет себя, что и у него был отец. А как же иначе, у всех детей есть отцы. Но кто он был? Как его звали? Как он выглядел? Любил ли меня или забыл навеки? Вот когда познал я настоящий ужас, и, оглядываясь назад, от моей нынешней защищенности я дрожу, покрываюсь потом и неистово молюсь: «Прижми меня к себе. Никогда не отпускай. Не прячь от меня Своего лица. Как страшно во тьме!»

…Как я пришел к Нему? Он один знает. Я искал Его и не мог. найти. Я молился Ему, мне не известному, а Он не отвечал. Я плакал по ночам, утеряв Его. Напрасные слезы и бесплодная скорбь. А потом, в один день, Он вновь оказался рядом…

…Казалось бы, это событие. Хорошо бы сказать: «В таком-то месте, в такое-то время, таким-то образом произошло мое возвращение к религии. Добрый человек заговорил со мной, и я стал добрым. Я увидел акт творения в лице ребенка и поверил». Ничего такого не было. Он был рядом. Я знал, что Он рядом, что Он создал меня и по-прежнему любит меня. Я не слышал слов, вокруг не летели камни, не гремел гром, но я обрел Отца, и Он узнал меня, и мир стал домом, который Он построил для меня. Я родился католиком, но до сего момента не понимал значения словосочетания «дарование веры». Потом, что я мог, как не сказать: «Вот он я, веди меня, делай со мной все, что пожелаешь. Но, пожалуйста, оставайся со мной навсегда…»

…Обращение… Я помню шутки, которые мы отпускали, комментируя повышение рождаемости после валлийских праздников возрождения веры. Нет ничего разнузданного в смене вероисповедания. Эмоции налицо, радость, благодарность, облегчение, но это – реакция. Само же действо – решение воли, прийти к которому человеку можно помочь, но заставить принять – никогда. Восторг же – следствие достижения цели. Забавно, что Нина поняла это сразу, без вопросов и разъяснений, когда Мейер пытался разложить все по полочкам, словно речь шла о слабительном, после приема которого сразу легчает…

…Я боюсь за Альдо. В его скептической честности немало достоинств, но я не знаю, что произойдет, когда он попадет под начало других. Есть разница между двумя абсолютистскими течениями – церковью и коммунизмом. Церковь понимает сомнения и учит, что вера – есть дар, который нельзя получить за какие-либо поступки или заслуги. Коммунизм же не признает сомнений и утверждает, что веру можно насадить, как условный рефлекс… На сегодня это так, но условный рефлекс не дает ответа на вечные вопросы: Откуда? Куда? Почему?

…Особо волнует меня, как загладить вину. Я изменился. Изменяюсь. Но не могу изменить содеянного. Обида, несправедливость, ложь, прелюбодеяние, отвергнутая любовь… Исходящие от меня, оказывавшие и оказывающие влияние на жизнь других. Теперь я жалею их, но одной жалости недостаточно. Я обязан в полной мере возместить нанесенный мною ущерб. Но как? Сейчас зима. Нет дороги ни вперед, ни назад. Я – пленник маленького мирка, который я сам и нашел. Я могу лишь сказать – когда путь откроется, я сделаю все, что потребуется от меня. Но откроется ли путь? С уверенностью можно говорить только о настоящем. Почему я так боюсь? Потому что покаяние – только начало. Надо платить долги. Я прошу просветить меня, молюсь в смирении, но ответ неясен. Я могу жить только в настоящем…

…Мейер смеется надо мной. Указывает, что толку от моих добрых дел – чуть. Больные умрут, а голодные завтра оголодают вновь. И тем не менее Мейер сам инстинктивно делает то же самое. Почему? Такие, как Мейер, сомневаются в существовании Бога и, следовательно, сомневаются во всем, кроме рациональных отношений между людьми. И все же я вижу, что Мейер отдает себя всего, без остатка. Человек, творящий добро, пребывая в сомнении, должен обладать большими достоинствами, чем тот, кто защищен верой…

…Нина говорит мне, что я худею. Я мало ем, мало сплю и молюсь допоздна. Я стараюсь объяснить, как пропадает потребность в еде и сне по мере того, как человек проникается близостью к Богу. Вроде бы она понимает это лучше, когда я привожу сравнение с ней: у нее слабеет плотское желание, потому что в ее чреве растет ребенок… Я спрашиваю: как быть со свадьбой? Телом мы теперь врозь, но близки сердцем и душой. Но у меня предчувствие, что я не смогу держать под контролем уготованное мне, и по этой причине свадьба может оказаться несправедливостью по отношению к Нине. Жестокой несправедливостью. Я готов сделать то, что необходимо. Я уже сказал ей, что она имеет право решать, но мне кажется, что пока лучше подождать… Я столько получил за последние месяцы – любовь, счастье, душевное утешение. За все это мне придется платить. Я еще не знаю, какую плату запросят у меня. Я молюсь и стараюсь подготовиться…