Адвокат дьявола

– …Посмотрите на себя! Вы – священник. Вы прекрасно знаете, что не пошевелили бы и пальцем, если б вместо Паоло я положил глаз на такую же юную девушку. Разумеется, вы не одобрили бы мои действия. Прочитали бы мне лекцию о прелюбодеянии, и все такое. Но не особо опечалились бы. Это же естественно… по закону природы! Но я-то другой. Бог сотворил меня не таким, как все. Но разве я не нуждаюсь в любви? Разве у меня нет плотских желаний? Почему я лишен права на их удовлетворение из-за Бога, который, создавая меня, допустил какую-то ошибку? Что вы на это ответите, Мередит? Что вы можете мне сказать? Предложите завязаться узлом и играть в бадминтон, ожидая, пока меня превратят в ангела на небесах, которому уже ничего не нужно?… Я одинок! Как и любой другой человек, я не могу жить без любви! Доступной мне любви! Или остаток дней я должен провести в одиночной камере? Вы олицетворяете церковь, а церковь знает ответы на все вопросы. Так ответьте мне на этот!

Он замолчал и вновь откинулся на спинку стула. Молчание это давило на Мередита сильнее яростного потока слов. Священник смотрел на крошки, рассыпанные по скатерти, размышляя, что можно сделать. Помолиться о заблудшей душе? Но молитва, как и суровый ответ показались ему пресными и беспомощными.

– Вы сказали мне, что были католиком. Но даже если и нет – вы все равно поймете мои слова и их значение. В вашем случае, как и во множестве других, не может быть ответа, не включающего в себя таинства и акта веры. Я не могу объяснить, почему Бог создал вас таким, какой вы есть, точно так же, как не могу сказать, почему он вложил карциному в мой живот, чтобы я умер в муках, хотя многие другие мирно отходят в мир иной во сне. Процесс создания постоянно сопровождается какими-то отклонениями. Рождаются младенцы с двумя головами, матери сходят с ума и начинают гоняться с ножом за собственными детьми, люди умирают от болезней, голода, ударов молнии. Почему? Знает только Бог.

– Если есть Бог.

– Я готов согласиться только с вашим «если», – заметил Мередит. – Если Бога нет, тогда Вселенная – бессмысленный хаос. Вы живете как можно дольше и в свое удовольствие, вкушая все наслаждения, до которых можете дотянуться. Вы берете Паоло и наслаждаетесь с ним… Полиция и общественное мнение это допускают. Тут я не могу спорить с вами. Но, если Бог есть, а я верю, что это так… тогда…

– Не продолжайте, монсеньор! – оборвал его художник. – Я все знаю. Кем бы тебя ни создали, ты должен это принять и возлюбить, потому что это крест, который взвалил на тебя Бог. И если ты будешь нести его достаточно долго, то станешь святым, как Джакомо Нероне. Это не ответ, Мередит.

– У вас есть лучший, мистер Блэк?

– Конечно. Вы тащите крест и носите власяницу, монсеньор. Я же возьму деньги и куплю на них все, что они могут купить.

Он отодвинул стул, встал и молча удалился в сад. Мередит вытер о салфетку потные руки и отпил вина, чтобы смочить губы и горло. К его удивлению, вино показалось ему прокисшим, напоминающим по вкусу растительное масло.

ГЛАВА 12

В тот же день, после ленча, в маленькой хижине под деревьями Нина Сандуцци беседовала с монсеньором из Рима. Они сидели друг против друга, у грубо сколоченного, чисто выскобленного стола, на полпути между дверью и большой кроватью с бронзовыми шарами, в которой когда-то спал Джакомо Нероне и где родился его сын. После уличного солнцепека комната казалась прохладной и полутемной, и стрекот цикад едва доносился через открытое окно.

Прогулка под жарким солнцем быстро утомила Мередита. Его лицо еще более посерело, в губах не осталось ни кровинки, разболелся желудок. Женщина с жалостью смотрела на него. Ей редко приходилось иметь дело со священниками, а те, кого она знала, вроде отца Ансельмо, не вызывали добрых чувств. Но гость из Рима был совсем другим: в нем чувствовались такт, желание понять собеседника. Такой не станет ломиться в дорогое ей прошлое… И все-таки осторожность не покидала Нину Сандуцци, и на первые вопросы она отвечала коротко, не вдаваясь в подробности. Да и Мередит, со своей стороны, не слишком напирал на нее.

– Я хочу, чтобы вы с самого начала поняли главное: есть вопросы, которые обязательно надо задать. Некоторые из них, возможно, покажутся странными, даже грубыми. Я задам их не потому, что плохо отношусь к Джакомо Нероне. Просто мы должны попытаться узнать все – и хорошее, и плохое – об этом человеке. Вам это ясно, синьора?

Она кивнула и попросила:

– Обращайтесь ко мне по имени. Как доктор, ведь вы с ним – друзья.

– Благодарю, – обрадовался Мередит. – Нина, как мне известно, вскоре после прибытия Джакомо Нероне в Джимелло вы начали жить вместе.

– Мы стали любовниками, – ответила Нина. – Это не совсем одно и то же.

Мередит, законник, улыбнулся, хотя раньше он скорее бы нахмурился, и продолжил:

– Вы были католичкой, Нина. Как и Джакомо. Разве вы не думали, что это грех?

– Когда ты одинока, монсеньор, когда страшно выйти за дверь, приближается зима и завтра, возможно, уже не будет, думаешь только об этом, забывая о грехе.

– Но совсем забыть нельзя.