Адвокат дьяволов

Но потом это письмо, распечатанное прямо со страницы сайта, показал мне один из наших новых адвокатов, пока мы ожидали с ним выдачи пропусков в Бутырку. При этом он так безумно радовался и так гордился тем, что письмо появилось в Интернете благодаря ему, что мне захотелось шарахнуть его по башке портфелем, чтобы с лица у него слетела улыбка Фернанделя и он пришел бы наконец в чувство. Но я сдержался, и правильно сделал. Потому что такую же глуповатую, самодовольную улыбку я увидел через несколько минут и на лице Изместьева.

— Зачем вы это сделали? — только и спросил я.

— А что? Все нормально, — дружно ответили они оба. А адвокат добавил:

— И еще папа Игоря Владимировича написал письмо. Не такое, конечно, но в таком же ключе. Причем сам написал! Да так быстро и так здорово, что мы все были вчера просто поражены! Скоро опубликуем…

Я устало опустился на стул и, попросив коллегу принести нам по стаканчику кофе, взял чистый лист бумаги и ручку.

— Этим письмом, — сказал я Изместьеву, когда адвокат вышел за дверь, — ты перечеркнул все то, что я уже сделал, обеляя тебя в глазах руководителей Генпрокуратуры и Следственного комитета и с трудом сдерживая пополнение твоего обвинения новыми статьями. Но ты перечеркнул еще и то, что мы наметили сделать через месяц, после выборов.

А после выборов, в декабре 2007 года, я должен был сходить с Жириновским (и уже предварительно договорился с ним) не только в СК, но и в Администрацию президента, — сходить, чтобы объяснить там, на самом верху, что бывший сенатор Изместьев все, дескать, понял, сделал необходимые выводы и больше ни-ни — ни словом, ни делом. Что он совсем не тот, каким его пытаются представить, а человек серьезный, порядочный и ему вполне можно верить.

Впрочем, к одному из высокопоставленных чиновников президентской Администрации я все-таки уже успел обратиться по поводу Изместьева, — на его помощь тот очень рассчитывал. И этот чиновник, выслушав меня, был крайне лаконичен. «Ты что, не можешь найти себе нормального клиента?» — спросил он. Этим все было сказано. Но отрицательный ответ — тоже ответ. По крайней мере, на этого человека Изместьев впредь мог уже не рассчитывать. А значит, и не платить денег каким-нибудь мошенникам, которые могли бы взять их якобы под него.

Да, в те годы многие знали или догадывались, что происходило в Уфе. Но заказ был сделан в Следственный комитет только на одного много знающего сенатора. А тот, как школьник-двоечник, начал канючить, что не выучил урок, дескать, не только он один. И вместо того, чтобы искать себе союзников в гадючнике, в котором жил (с другими он и не общался), Изместьев в один миг сделал их всех своими врагами. В своем письме Путину он даже назвал директоров и служащих предприятий, которые в будущем могли бы стать свидетелями защиты, но после этого, обработанные оперативниками и следователями, уже вряд ли решились бы ему чем-то помочь.

Ценность в подобных откровениях экс-сенатора была бы, если бы они до поры до времени оставались тайной. Но, узнав о них, настоящие заказчики преступлений могли предпринять ряд мер не только по уничтожению доказательств, но и по созданию новых, не в пользу Изместьева.

Что же касается привлечения внимания к персоне Изместьева, то в тот период и без этого письма о нем регулярно писали практически все СМИ. Но вот сразу после публикации письма информационный поток, наоборот, резко сократился. Возможно, либеральную прессу (а о нем могла писать только либеральная пресса) смутил школьный стиль сенатора, банальность его рассуждений и доводов, а также ярко выраженный конформизм и подобострастие, с каким он обращался к Путину. Но главное — из содержания этого письма следовало, что его автор действительно совершал те или иные, мягко говоря, проступки, участвуя в различных темных махинациях с нефтепродуктами. В чем он сам и признался. Делать из такого человека героя по типу Ходорковского никто уже не хотел.

— А теперь, — сказал я, — давай разлинуем пополам лист бумаги и перепишем на одну его половину всех тех людей, кого ты отнес в письме к «плохим», — тех, кто против тебя. А на другую — «хороших», то есть тех, кто за тебя. В итоге среди «плохих» будут все: Рахимовы, Ганцев и Айратов, Фурман и Бедило, Зырянов и Михайлов, следователи и сотрудники ФСБ, министр внутренних дел Башкортостана Диваев и его заместитель Патрикеев, руководитель ФСБ в Уфе Черноков, работники Администрации Президента — «ближайшие подчиненные» Путина, они же «мздоимцы», работники ФСО и Генпрокуратуры, «чины» ФСБ и даже Березовский!.. Ну, а кто у нас будет на другой половине листа, среди «хороших»? Только ты один. И то, что у тебя есть деньги, — ерунда. Потому что у них их в тридцать раз больше. И еще у них — власть! А ты сидишь не в Лондоне, а в Бутырке, где тебя легко достать… И с какими глазами мне теперь идти в СК, в Генпрокуратуру или в Администрацию и просить за тебя?…

Походив по кабинету в раздумье, Изместьев проговорил:

— А я и не писал это письмо. Я не знаю, кто его написал. Так и скажу…