Адвокат киллера

Не успеваю опомниться, как он забирает мое одеяло и сдирает полотенце, в котором я сижу, кутает меня в белую махровую ткань халата и снова накрывает одеялом. Я ползу спиной к стене. За лодыжку он тянет меня обратно.

– Ты еще не согрелась, – мрачно говорит Лео, растирая мои ноги.

Он массирует ступни, икры, бедра – сильными горячими прикосновениями.

– Твоя рука… прекрати, – возмущаюсь, однако Шакал не реагирует. – Я согрелась. Лучше скажи, что с Краусами?

Слова звучат отрывисто, тошнота усиливается, и я шлепаюсь затылком на подушку.

– Они живы.

Лео натягивает носки на мои ступни.

– Детальнее, – бормочу, потирая переносицу.

– Эми! – Он делает рывок ко мне и ударяет кулаком по спинке кровати. – Как ты оказалась в машине?!

– Ты следил за Краусом, – рычу я. – Сам и догадывайся.

– Если я задаю вопрос с таким лицом, как сейчас, то отвечай без лишних комментариев, – с горящими глазами заявляет он. – И вообще… старайся меньше говорить, ты…

– Не то что? – яростно вскрикиваю.

И тут же хватаюсь за голову от боли.

Дура, блин.

Кажется, из-за удара по мозгам я лишилась чувства самосохранения, ибо взгляд Лео разрывает на части. Только мазохист или суицидник будет ему перечить. Есть категория людей, которым не нужно кричать и требовать: им достаточно посмотреть на другого человека – и тот затыкается. Лео именно такой. Он словно шторм. Его нельзя приручить. Воюя с ним, ты захлебнешься. Слишком опасно. Лучше оставаться в порту или обходить водовороты его гнева.

– Прекращай меня провоцировать! – злится Шакал. – И отвечай!

– Они меня подвозили, понятно? Просто подвозили домой с вечеринки! А ты… ты гребаный монстр! Ты убил прекрасного доброго человека. У него семья!

Из последних сил я отталкиваю Шакала и ныряю под одеяло, чтобы он не видел, как я реву.

– Он жив, – шепчет Лео и целует меня в плечо. – Ранен. Но жив. Все живы. Давай не будем говорить о случившемся хотя бы сегодня. Тебе нужно поспать.

Эти слова оказываются иглой, которая пронзает душу насквозь и заставляет меня сжаться в позе эмбриона. Я бы никогда не простила убийство того человека; я знала, что уеду и сделаю все, чтобы забыть Лео, ведь сцена аварии всегда будет перед глазами.

А теперь…

Проклятье!

Сколько бы раз я ни повторяла себе: «Так не может продолжаться», – сердце находит лазейки и вопит: «Может!»

– Пока… живы, – выговариваю в подушку.

– Прекрати лезть куда не просят, тебя это не касается!

– Прекрати на меня кричать! Я едва не сдохла из-за тебя!

Лео открывает рот… и ничего не произносит.

Я теряю весь запал ярости, когда адвокат ложится и обнимает меня сзади, берет за руку. Снова пытаюсь вырваться… но не получается. Лео сжимает мою ладонь, водит носом по шее, вдыхает запах. Я тоже чувствую его парфюм. Лес. Горький шоколад…

Он подносит сплетение наших пальцев к губам и целует тыльную сторону моей ладони, выдыхая:

– Прости. Я на эмоциях. Прости, родная.

И вновь целует каждый палец.

– Булыжник больше эмоций выражает, чем ты, – бормочу едва слышно.

– Привычка. Если другие люди будут знать, что ты чувствуешь, то ударят с такой силой, что подняться уже не сможешь. Я привык носить маски, Эми. Безмолвие и невозмутимость – лучшая защита. А иногда и оружие.

На тумбочке вибрирует телефон. Лео касается горячими губами моего виска и шепчет на ухо:

– Сейчас вернусь. Не вздумай вставать.

Дверь за адвокатом закрывается с мягким хлопком, и в комнате остается лишь тишина.

Я зарываюсь носом в подушку.

Невыносимая боль пульсирует глубоко в груди: мучительная, агонизирующая, и она не физическая, нет. Заживо сгорает моя душа. Лео переломал ее, раскрошил, превратил в развалины, она страдает от осознания, что тянется к человеку, который очерняет ее своей тьмой, а она так хотела быть светлой…

Не могу отрешиться от воспоминаний. Удар. Ледяная река. Кровь на ладонях Габриэля, когда он кинулся тормошить своего водителя…

Я презирала Лео за защиту убийц. Потом узнала, что он сам маньяк – и даже это меня не остановило. Я так в него влюбилась, что проще было подавить мысли о его преступлениях, словно это мои фантазии. Я прикинулась слепой пустоголовой идиоткой, убежала от реальности. И сделала это мастерски!

А зачем? Надеялась, что Лео изменится? Или что никакой он не монстр?

Я так долго падала на дно, что уже не вижу разницы между полетом и падением. Кажется, что наша любовь дает смысл, крылья, а на самом деле скоро я разобьюсь на миллион осколков, перестану быть собой, да и вообще… человеком.

Видимо, сегодня час расплаты. Лео едва не убил меня саму. Высшие силы здорово щелкнули меня по носу, ничего не скажешь.

– Это Жанна Гитлин, – голос Лео выдергивает из мыслей. – Она врач.

Шакал стоит над кроватью. Рядом с ним рыжая девушка, которая вмиг садится на одеяло и склоняется надо мной, заглядывает в глаза, водит пальцами перед лицом.

Еще одна еврейка.

Лео только с евреями дружит?