Я прикусываю язык. И оттого, что сказала лишнего, и оттого, что адвокат вернул на меня взгляд. Я чувствую его жар, но на вид этот мужчина – олицетворение Антарктиды: безжалостный, ледяной и далекий. Лео кажется еще красивее, чем раньше – куда больше?! – идол, выкованный из стали и покрытый инеем.
Выразительные каштановые брови, обрамляющие глубокие зеленые глаза. Острые черты лица. Черные пальто и костюм сидят на Лео идеально, словно одежду ему персонально шил известный дизайнер, боготворящий свою модель.
А этот аристократичный изгиб губ… глядя на одни только губы адвоката, я впадаю в истерику, захлебываюсь в образах и воспоминаниях, которые сыплются звездопадом.
Боже, я рехнулась…
Окончательно!
Влюбленная дура.
А Лео хоть бы хрен!
– Эми. – Шакал выводит меня из транса щелчком пальцев. – Виктор хочет, чтобы ты шпионила?
– Хочет, – честно отвечаю, смотря на свои руки. Они трясутся. – И между нами ничего не было. Правда.
Адвокат пронзает меня взглядом, исследует рот, шею, ладони. Всю меня.
– Я верю.
– А?
Внезапно Лео обнимает рукой мою талию, подхватывает и усаживает к себе на колени.
Я едва не вскрикиваю от неожиданности!
Ощущение его тела вплотную к моему останавливает кровь в венах, соприкосновение прожигает ткань, будто нет никакой одежды, есть лишь мы как единое целое. И это чувство точно пустыня – никогда не остывает, ни один ливень с ним не справится.
Миллиард градусов по Цельсию!
Невыносимо…
Просто убейте меня, пожалуйста!
– Обещай с ним не видеться, – твердо просит адвокат, приглаживая мои волосы на макушке.
Я понуро киваю.
– Эми, – тяжело вздыхает Лео и медленно скользит ладонью по моему позвоночнику. – Виктор тебе не друг. Поверь.
– А ты… друг?
– Он использует тебя.
– А ты?
– Совсем не слушаешь, – сухо бормочет Лео.
– И ты меня. Не слушаешь, не хочешь понять…
Я сутулюсь и обнимаю себя, стараюсь успокоить ноющее сердце.
– Я хочу тебя понять, – тихо произносит Лео. – Хочу слышать. Но ты мне не позволяешь. Ты боишься меня и не доверяешь.
– Есть поводы, – отвечаю охрипшим голосом.
– Есть. И возможно, нам стоит разойтись. Прямо сейчас. Я пообещаю, что тебя никто не тронет, а ты… молчать. – Лео прижимает меня крепче, и я ощущаю его пульс. – Но вот ведь ирония, – усмехается он. – Столько лет я ни хрена не чувствовал… Вообще ничего. Ни к кому. И вдруг бесконечная пустота заполнилась чем-то, а вернее… кем-то. И теперь раздирает изнутри. Потому что я не могу бороться… не могу уничтожить желание…
– Какое?
– Видеть тебя.
Его тело горячее самой огромной звезды во Вселенной, я знаю, что сгорю в его излучении, вспыхну за секунду. Лео испепелит меня, если захочет. Присвоит. Убьет. Сделает все, что ему вздумается. Его чувства пугают, но и плавят ответной жаждой. Я схожу с ума, ощущая, как он проводит губами по моей шее у горла, а потом прикусывает кожу, оставляя влажные следы.
– Лео, – выдыхаю я. – Здесь камера.
– Знаю, – ухмыляется он. – Иначе я бы тебя наказал.
– Что?
– Виктор, конечно, сам тебя поцеловал, но разве ты сопротивлялась? Не особо.
– Не смешно.
Я вскидываю бровь.
– А я и не шучу, – хрипит Лео, сжимая пальцы на моем колене.
– И как же?
– Узнаешь, Хромик.
– А Виктор? Его тоже накажешь? – фыркаю, делая двусмысленный акцент на последнем слове и изображая пальцами кавычки.
– Он сам себя наказывает по жизни.
Адвокат гладит мою щеку теплой ладонью. Я же пытаюсь примерить на него образ садиста… издевательства над жертвами, которые приписывают тому маньяку; представляю, как с надменной улыбкой Лео отпиливает кому-то пальцы…
Вернее, я не могу этого представить!
Многие серийные убийцы в обычной жизни ничем себя не выдавали, да, но сопоставить образ кровавого истязателя с Лео кажется невозможным.
– Так вы с Виктором учились в одной школе?
– Угу, но он на два года старше и лет с девяти со своей компанией доставал нас с Глебом. Впрочем, не совсем он, если быть до конца откровенным, а его друг. Шестерка везде ходил хвостом за тем парнем, тем самым, кто погубил мою сестру. Не знаю почему, но Виктор всегда делал все, что вожак их стайки от него хотел. Меня это в нем даже пугало. Беспрекословное подчинение. В чистом виде. Он его перерос, думаю, но тогда… в общем, Виктор виноват в смерти моей сестры не меньше самого насильника.
– Возможно, для него до фанатизма важна верность? До последнего защищал… преступника.
Лео моргает. Судя по лицу, выхватывает из моей речи аналогию, после чего с усмешкой говорит:
– Мой дядя говорил, что верность превыше всего на свете. Выше любви и свободы. Ты сказала прямо как он.
– Ты… презираешь Виктора?
– Возможно. Но не более.
– Почему?
– В нем достаточно ненависти к самому себе. Моя там не поместится. Он же чокнутый. И, помимо собачьей натуры, Шестерке его сумасшествие всегда смертельно вредило.
– Он шизофреник? Мне так показалось.
– Шизофреник. Суицидник. И работает в органах. Чудеса, не правда ли? Шизофрению Виктор умело скрывает. Режет ли вены, не знаю. Но после случая с моей сестрой он едва себя не убил. Врачи его еле откачали. Нажрался таблеток. Совесть замучила, видите ли, бедняжку.
– А он… он ведь не насиловал?