Адвокат на час

Несмотря на первый, весьма неудачный опыт общения, Дубровская и Дроздова все же пришли к взаимопониманию. Они вели долгие беседы, лучше узнавая друг друга, и прощупывали возможные варианты защиты.

– Скажи все-таки, ты никого не подозреваешь в убийстве Дворецкой? – спросила как-то раз Елизавета.

– Как минимум человек пятьдесят, – усмехнулась Настя.

– Я говорю серьезно.

– Я тоже. Вероника была железной женщиной, не склонной к сентиментальным глупостям. Ради достижения своей цели она могла подкупить, подставить, пустить по миру. Мне кажется, что она была способна даже на убийство.

– Но если мы возьмем во внимание лишь тех, кто мог претендовать на ее наследство, – спросила Дубровская, – число подозреваемых уменьшится?

– Ты имеешь в виду детей Дворецкой? – задумалась Настя. – Способны ли они были совершить убийство?

А почему бы и нет?

Перед глазами встала Элеонора, гордая, надменная, обиженная судьбой и не любимая матерью. Воскрес в памяти подслушанный разговор у кабинета, и вспомнилось ее перекошенное ненавистью лицо, когда она, раздосадованная до крайности, пронеслась мимо вжавшейся в нишу Дроздовой. Потом был случай с браслетом. Зачем Элеоноре понадобилось сочинять сомнительную историю о том, что Настя инсценировала пропажу? Скорее всего, она хотела очернить ее в глазах Дворецкой.

Кроме всего прочего, старшей дочери Дворецкой были нужны деньги. Несмотря на свой зрелый возраст, она не получила и кусочка от семейного бизнеса. Она управляла крупной гостиницей, но, по сути, являлась обыкновенным назначенцем Вероники. Над ней, как, впрочем, и над всеми сотрудниками, висел дамоклов меч увольнения. Она выполняла распоряжения матери, часто испытывала на себе ее недовольство. Сама же она жаждала власти, стремилась к большим деньгам. Ее привлекали роскошные автомобили и дорогие наряды, респектабельные мужчины и обеспеченная светская жизнь. Реальность же для нее выглядела убого. Стандартная квартира, скучный лысеющий муж и ни малейшего просвета впереди. А ведь ей было уже за сорок…

– Да, – подумав, сказала Анастасия. – Пожалуй, Элеонора – самая сомнительная личность в окружении Дворецкой. Она ничуть не уступает Веронике в смелости и авантюризме, но, в отличие от матери, не обладает гибкостью, а предпочитает действовать напролом. Таким людям обычно очень тяжело удержаться в рамках дозволенного. Она способна на многое…

Элеонора лежала поперек кровати, рассматривая трещину на потолке. Потом взгляд переместился к видавшей виды люстре с пыльными плафонами. «Ничего не успевает!» – раздраженно подумала женщина, имея в виду, конечно, своего непутевого мужа, который вел хозяйство спустя рукава. Дальнейшей ревизии подверглись книжные полки, заваленные старыми журналами, и выцветшие на солнце шторы. Мебель тоже никуда не годилась: старомодная стенка с отвалившимися кое-где ручками, полированный стол и продавленные от времени кресла. Вердикт возмущал своей тупой безнадежностью: «И что, остаток жизни мне придется провести здесь ?!» А как же мечты о собственном доме, о головокружительной светской жизни, о поклонниках и нарядах, о молодых щеголях в роскошных автомобилях?

– Элечка, может, ты перекусишь? – раздался рядом знакомый голос. – Нельзя так убиваться. Пожалей себя.

Элеонора перевернулась на бок и уставилась на мужа, в очередной раз удивляясь тому, что рядом с ней делает этот пыльный мешок. В хозяйственном фартуке, с перепачканными фаршем руками он выглядел нелепо и смешно. Правда, сейчас ей захотелось рыдать в полный голос.

– Что там у тебя? – спросила она, имея в виду ужин.

– Картошка со шкварками.

– Шкварки. О боже! – она заломила руки.

Неужели ей придется и дальше уплетать бульбу с салом, в то время как гламурные героини глянцевых журналов, сидя на открытых террасах своих собственных вилл, будут нехотя ковыряться вилочкой в карпаччо, вкушать нежнейший паштет из гусиной печенки, запивая деликатесы элитным вином?

– Ты не хочешь картошку? – обеспокоенно спросил супруг. – Тогда подожди, котлеты сейчас поспеют.

Элеонора поспешно слетела с кровати. Нет, в этом доме ей не дождаться понимания. Она схватила свою дорожную сумку, с которой она почти не расставалась, дефилируя между собственной квартирой и особняком матери. Внутрь полетели туфли и блузки, колготки и брюки. Она старалась не смотреть на стоящего рядом мужа.

Раздался звонок. Она резко обернулась.

– Открой дверь. Неужели я все здесь должна делать сама?

Петр Алексеевич поплелся в прихожую. Щелкнул замок. Громкий веселый голос наполнил небольшое пространство.

– Привет! Не ждали?

«Кого еще черт принес?» – раздраженно подумала Элеонора, застегивая замок-«молнию».

– Дорогая, к нам пришла Танюша, – оповестил супруг, заглядывая в комнату. – Проходи, я только ополосну руки.

Он направился в ванную, а рыжая девица, не ожидая приглашения, прошлепала в комнату.

– Куда собралась? – спросила она Элеонору, указывая на сумку.

– Куда надо, – процедила Дворецкая, с ненавистью глядя в густо размалеванное лицо дочери.

Та если и опешила от непривычной грубости, но не подала виду.