Адвокат – невидимка

– Вы знаете, я на днях видела вашу жену, – неожиданно для самой себя произнесла Елизавета и испугалась. А что, если Лещинский начнет ее выспрашивать, при каких обстоятельствах это произошло, и всплывет на свет не очень-то приятная история их общения? Адвокат будет чрезвычайно зол, и у него будут все основания отчитать Дубровскую за ненужную инициативу и глупое любопытство. Возможно, он даже откажется от ее услуг.

Но Владимир Иванович оторвал взгляд от страниц пухлого тома уголовного дела только для того, чтобы кивнуть ей. Этот кивок, должно быть, означал: «Ну, и отлично, а теперь оставьте подробности при себе и не мешайте мне заниматься делом».

Елизавета вздохнула и начала методично переписывать данные осмотра места происшествия себе в тетрадь, отмечая интересные места красным карандашом. Лещинский не желал касаться темы своей личной жизни, стало быть, и ей нужно успокоиться и сосредоточиться на решении проблемы не столь отдаленных по времени, как та семейная история, о которой уже никто не хотел вспоминать.

…Прошел час, в течение которого едва ли была сказана и пара фраз. Тишину нарушал лишь шелест страниц да тихое поскрипывание ручки по бумаге. Наконец Лещинский отодвинул в сторону дело и проделал несколько простых упражнений, разминая затекшую шею. Лиза восприняла эту паузу как хорошую возможность уточнить один важный вопрос. Честно говоря, ей, как хорошему адвокату, нужно было бы поинтересоваться этим раньше, но она тянула время, опасаясь услышать от него очередную едкую фразу о том, что все значимые проблемы в этом деле он будет решать самостоятельно.

– Владимир Иванович, нам нужно определиться с составом суда по вашему делу, – заметила Лиза как бы между прочим.

Ну вот, теперь она даже сказала вашему, хотя речь шла об их общем деле. Но Лещинский не стал ее поправлять, а ответил так, словно этот вопрос был решен им давно:

– Разумеется, будет суд присяжных.

У Елизаветы перехватило дыхание. Из трех вариантов, предлагаемых на выбор подсудимому, это, на ее взгляд, было самое худшее решение. Отдать дело на рассмотрение присяжным, тогда как профессиональный судья сделает это на несколько порядков лучше, было в ее глазах непростительным риском. Надеяться на то, что заседатели лояльно отнесутся к убийце молодой девушки, мог только отчаянный человек. Лещинский был таким, а вот она – нет.

– Это очень рискованно, – осторожно заметила Лиза.

– Почему? – спросил он. – Вспомните дело Кренина. Присяжные оправдали его при подобных же обстоятельствах.

– Не совсем, – возразила Елизавета. – Кренина не обнаружили на месте происшествия, и у присяжных возникло обоснованное сомнение, был ли он там вообще. У вас же все намного сложнее. Жертву нашли в вашей постели, и вам будет сложно доказать, что преступник специально забрался в вашу спальню для того, чтобы совершить убийство. Мне кажется, это малоубедительно.

– Но вы же мне верите? – спросил он ее в упор.

– Я?! Да… – ответила она, растерявшись.

– Значит, и они поверят.

Дубровская так не считала. Вообще все, что было связано с судом присяжных, вызывало в ней смешанное чувство, близкое к панике. Конечно, она была наслышана о громких победах своих коллег, но знала и о громких поражениях. Становиться героиней судебного репортажа о невезучей адвокатессе, погубившей дело знаменитого человека, ей решительно не хотелось. Ей почему-то казалось, что в случае неудачи все будут винить именно ее. Конечно, ее молодостью и неопытностью будут объяснять провал в деле великого адвоката. Если же звезды сойдутся удивительным образом и присяжные вынесут оправдательный вердикт, лавровый венок победителя ляжет на голову Лещинского. О ней тогда никто и не вспомнит.

– Кроме того, я… у меня нет опыта работы с присяжными, – сказала Елизавета, ожидая увидеть на его лице презрительную усмешку.

«Все равно он это увидит, – обреченно подумала она. – Есть ли смысл разыгрывать из себя крутого профессионала, если допрос первого же свидетеля покажет, что я ничего в этом не понимаю».

Но Лещинский не стал смеяться. Он равнодушно пожал плечами, словно это не имело никакого значения.

– Вам же известно, что защиту я возьму на себя. Вам останется лишь вовремя говорить заранее согласованные фразы. Надеюсь, у вас хорошая память и вы не станете читать их по бумажке?

У Дубровской запылали уши. Неподражаемая манера Лещинского унижать, не используя даже оскорбления, всегда приводила ее в замешательство. Легко защищаться, реагируя на прямые выпады, но что говорить и как действовать, если твой противник не видит тебя в упор, а выражается ясно и литературно, от чего тебя трясет еще больше?

– Владимир Иванович, – сказала она, тщательно маскируя свой гнев. – Я не только могу читать без бумажки, но способна мыслить самостоятельно и определять линию защиты по делу даже без вашей подсказки.