– «Дольче энд Габбана», – поправила Евгения и сразу же об этом пожалела. Следователь посмотрел на нее просто с классовой ненавистью. – Так будет точнее. Ну, для протокола… И скорее всего они не фирменные. Турецкая подделка, только и всего.
– На мне точно такие же! – довольно заметил понятой, хлопая себя по ягодице, обтянутой джинсой. Участники следственного действия увидели знакомый лейбл.
Следователь почувствовал себя обиженным.
– Попрошу оставить свои комментарии при себе и не мешать проводить осмотр… Итак, джинсы женские, темно-синего цвета, на «молнии». С внешней стороны они обильно испачканы серо-черными пятнами, похожими на грязь. Имеются прилипшие к ткани иголки хвойного дерева.
– Ели, – внесла уточнение адвокат. – Это иглы ели.
– Содержимое карманов отсутствует, – продолжил следователь, не выразив защитнику никакой признательности. – На правой штанине, выше уровня колена, имеются два бурых пятна, визуально похожие на кровь…
Евгения вздрогнула. Собираясь утром к следователю, она представляла себе почему-то обильно испачканные кровью вещи потерпевшей и уже заранее чувствовала дурноту. Действительность оказалась намного мягче.
– Осматривается блуза женская фирмы… «Версаче». У защиты будут возражения на этот счет? – со значением поинтересовался он. – Для вас имеет значение, где ее изготовили? Тут написано, что в Италии.
– Значит, точно Турция, – произнесла Евгения. Ей трудно было удержаться от комментария.
Следователь поднял бровь, желая, видимо, ответить резкостью, но, посмотрев на адвоката, передумал. Они обе его утомили.
– Блуза с V-образным вырезом из белого трикотажа, – заговорил он со скоростью пулемета. – Рукав – три четверти. Спереди и по вороту имеется орнамент в виде продольных полос коричневого и золотого цвета. Блуза обильно испачкана грязью и бурыми пятнами, похожими на кровь… Далее – сапоги… Замшевые, коричневого цвета, на меху. Каблук – четыре сантиметра. Фирма-производитель не указана. Обувь испачкана грязью и хвоей. Замка нет.
Он перевел дух.
– Может, защита желает ознакомиться с вещдоками поближе? Если хотите, можете потрогать.
Евгения и адвокат слегка отстранились от грязной кучи вещей. Трогать их не было никакого смысла. Обе женщины отрицательно покачали головами.
– Тогда подпишем протокол…
На работу Евгения вернулась во второй половине дня. Она чувствовала себя виноватой, словно просидела полдня в салоне красоты, вместо того чтобы трудиться вместе с коллегами. Такое положение дел ее не устраивало. Она выпадала из рабочего графика и, находясь под впечатлением визита к следователю, была не способна сосредоточиться на журнале. Ее работа была творческой, она требовала от нее особого состояния духа, полета мысли, желания созидать. А теперь, проведя несколько часов в отделении милиции, она чувствовала, что ее мысли и речь становятся какими-то плоскими, лишаются всякой образности. Она могла бы писать статьи по типу милицейского протокола – «у меня имеется заплетание дара речи», и это было бы совершенной правдой.
Ко всему прочему Евгения не могла отделаться от мысли, что от нее плохо пахнет. Запах табака, перегара, мышей и еще чего-то неопределенного, но такого же неприятного, казалось, намертво пропитал собою ее волосы, кожу. И даже, уже находясь здесь, в редакции, она чувствовала это зловоние и опасалась, что его ощутят другие. Она не могла позволить себе роскошь заехать домой, чтобы принять душ, и поэтому возила с собой в сумочке небольшой флакон духов. Может быть, она слишком щедро ими воспользовалась – подчиненные косились на нее с подозрением.
– Евгения Федоровна, что прикажете делать с фотографиями? – ворвалась в ее кабинет Юлия Красюк.
– С какими фотографиями? – посмотрела на нее Евгения, словно она только что вернулась с Луны.
– С фотографиями любовницы бизнесмена Л., о которых я вам уже говорила, – несколько обвиняющим тоном произнесла Юлия. – Он их брать не желает, а в его окружении говорят, что эту девицу он уже бросил. Поговаривают даже, что она ему изменила и он выбросил ее на улицу в чем мать родила.
– Не загружай меня пустяками, – разозлилась Евгения. – Если хочешь, обклей ими стены у себя в доме.
Юлии не понравилась резкость начальницы, и она вылетела из кабинета как пробка. Швец уже кляла себя за свою раздражительность. Мало того, что она отсутствовала на рабочем месте, так еще позволила себе грубо говорить с сотрудницей. Красюк была известная сплетница и не брала на себя труд держать рот на замке. Стало быть, сейчас вся редакция узнает о том, что их главный редактор зла, как ведьма. Начнут гадать, в чем причина, и выяснится немало интересного. Например, то, что шефиня совсем слетела с катушек после того, как ее машину забодал олень. Видимо, на нервной почве она захворала какой-то странной, вялотекущей болезнью и стала появляться на работе лишь время от времени, переложив весь груз ответственности на Сбродова. Евгения не знала точно, но могла предположить, что тот уже сообщил коллективу о своих особых полномочиях.