— Почему сразу обманул? — возмутилась я. — Может, Лиля что-то не так поняла. Решила, раз он ушёл, то всё оставил мне и мальчикам. И потом, Евгений Юрьевич… — он выглядел таким расстроенным, что мне захотелось успокоить его. Я дотронулась до его руки и меня словно током ударило. Я отдёрнула руку. Это что за новости⁉ От неожиданности я забыла, что хотела сказать и смотрела на Вересова, хлопая глазами, как сова среди белого дня.
— Так что потом?..
Мне показалось или его голос дрогнул? Ёшечки-матрёшечки! Что же это такое⁉
— И потом, Евгений Юрьевич…
— Евгений.
— Что?.. Хорошо. Евгений. Я понимаю, что Вы переживаете за свою дочь. Только то, что у нас с Валерой разладились отношения, вовсе не означает, что с Вашей дочерью у него будет то же самое. Может, Лиля для него окажется идеальной женщиной, а он для неё идеальным мужчиной.
— Думаете?
— Знаете, иногда влюблённость перерастает в любовь, а иногда нет. Мы с Валерой в последнее время были скорее друзьями, чем мужем и женой. Друзья, безусловно, лучше, чем враги, но для семейной жизни этого маловато. Или Вы так не считаете?
— Даже не знаю, что Вам сказать… Наверно, Вы правы. На одной дружбе семьи не создашь. С этим трудно спорить. Только волнует меня другое… — я видела, что Вересов старательно подбирает слова. — Если Валерий позволил себе изменить Вам, то это означает…
— Ничего это не означает, — не дала я ему договорить, — кроме одного — он полюбил Вашу дочь. Не стоит волноваться раньше времени. Поверьте, Валера хороший человек.
— Куда уж лучше! — теперь возмутился Вересов. — Ещё неизвестно, что было бы, если бы Вы не ушли от него. Может, он так и продолжал бы морочить Лиле голову.
— Ну, я же ушла. И он теперь с Лилей. Так что переживать нет ни малейшего повода. Давайте лучше ещё чайку, а? — его кофейная чашка опять опустела. Впрочем, как и моя. — С мятой и чабрецом. Они благотворно влияют на нервную систему, а то Вы разволновались не на шутку. — Я встала и включила чайник.
— Простите меня, Татьяна, но я ведь не чай пришёл пить, а по делу. — Остановил меня Вересов.
Кажется, я переборщила с гостеприимством. То пироги, то чай, то кофе…
— Не буду настаивать, — согласилась я и повернулась к нему. — Только дела, можно считать, и нет. Лиля нашу семью не рушила. Считать себя виноватым у Вас нет никаких причин, так что нет повода платить деньги моим детям.
— За кого Вы меня принимаете? — вскинулся Вересов.
— В смысле — за кого? За человека, который не знал правды и ошибочно счёл себя виновным в ситуации, в которой абсолютно не виноват.
— Нет уж, извините. Если я что-то решил… — он сделал паузу. Видно, подбирал слова.
— «Я выпью-то обязательно». — Закончила я за него фразу и посмотрела ему в глаза.
Вересов уставился на меня с изумлением. Потом, видимо, сообразил, что это слова из песни Высоцкого и покачал головой:
— Татьяна, Вы бываете когда-нибудь серьёзной? — насупился он.
— Бываю. — Заверила я его. — Просто, согласитесь, Евгений…Ваше предложение… оно… оно странное. Мало кто в наше время готов добровольно платить деньги своим детям, а Вы готовы платить чужим…
— Я просто знаю, что такое растить детей одному… одной…
Теперь уже я смотрела на него с изумлением.
— Дело в том, что, когда умерла моя жена, Лиле было всего три года. Безусловно, мне помогали и моя мама, и тёща, но я старался как можно больше уделять дочке времени. Не хотел, что бы она чувствовала себя обездоленной.
— А почему Вы не женились снова? — вырвалось у меня непроизвольно.
— Сработал стереотип.
— Раз мачеха, значит, злая?
Он кивнул:
— Может, просто смалодушничал. Боялся, что другая женщина после рождения нашего общего ребёнка перестанет уделять Лиле должное внимание. Не знаю… А, может, всё проще. Я не видел рядом с собой ни одной женщины после Лены. Просто не встретил ту, которую полюбил.
В это время раздался телефонный звонок.
— Извините… — он взял телефон и поднёс к уху: — Вересов. — Внимательно выслушав собеседника, ответил: — Буду минут через сорок. Без меня ничего не говорите. — Затем закончил разговор и встал из-за стола:
— Извините, Татьяна, работа. Я оставлю Вам бумаги. Посмотрите их на досуге. Да, и впишите, пожалуйста, данные своего паспорта и свидетельства о рождении детей. Это черновик. Если захотите, можете внести какие-нибудь изменения.
— Евгений, я…
— Возражения не принимаются, — покачал он головой. — Спасибо за чудесный завтрак и… проводите меня, пожалуйста.
В коридоре он задержался.
— Продиктуйте мне номер Вашего телефона. Должны же мы как-то поддерживать связь.
— Ну, да. Мы ведь теперь почти родственники… ой, простите! Вечно мой язык…
— Да уж! Язычок у Вас! Лучше не попадаться. Можно порезаться.
Он покачал головой, а потом сказал с усмешкой:
— Но, несмотря на Ваш острый язычок, я бы никогда не ушёл от такой женщины, как Вы…
— Ну, так оставайтесь, Евгений Юрьевич! — ляпнула я, не успев прикусить свой длинный язык. — Ой! Простите ради бога. У меня слова всегда летят быстрее мысли… Простите… — прижала я руки к груди.
Вересов как-то странно посмотрел на меня и уже в дверях сказал:
— Я позвоню Вам на днях.